Он ждет. Ждет ответа. Ждет хоть слова, чтобы понять его. Понять, наконец, его желания, его стремления, его поступки. Понять, чего он она самом деле хочет. Без игр, без масок, без притворства. Ждет, и понимает, каким-то десятым чувством понимает, не дождется. Не услышит настоящих желаний, настоящих стремлений и планов. Все будет как всегда. Улыбки, красивые слова, правды ровно столько, сколько требуется, чтобы он поверил.
Яо не лгал. Не посмел бы так открыто, глядя в глаза. Минцзюэ был уверен, что он не лгал. Но и правду говорил не полностью. Лишь то, что ему требуется знать. И глава Не вздыхает, принимая это как должное. Задумчиво ловит в глазах напротив отблески мыслей, смешанных с блеском пламени свечей. Мыслей путанных, непонятный. Он никогда не мог разобраться в них, как бы не старался. Никогда не мог до конца понять Яо. И это расстраивало. По-настоящему расстраивало. Но твердый духом муж…
Он не должен допускать подобных мыслей, но порой Минцзюэ ловил себя на том, что ему все сложнее придерживаться выбранного пути. Будто руки и ноги скованы тяжелыми оковами. И тяжесть на них с каждым шагом, с каждым принятым решением становится только больше. Твердый духом муж… Когда-то он считал это самый достойным, самым доблестным путем, который неминуемо приведет его к победе. Разве может проиграть тот, кто уверенно придерживается правильных взглядов и собственных принципов?
Как оказалось может. Может, если эти самые принципы ставятся под сомнение. Если их твердость и непоколебимость дает трещину. Вот и сейчас Яо отводил взгляд. Как сам Минцзюэ не так давно. Отводит и сдерживает рвущиеся слова, лишь едва заметно шевелятся губы. Мужчина внимательно смотрит, напряженно следит за этими губами, боясь пропустить нечто важное. И, кажется, будто понял, разгадал его загадку, или это только кажется? Минцзюэ готов поверить во что угодно, что сам придумал, лишь бы услышать то, что хочет слышать? Качает головой, отказываясь от своих мыслей, своих требований, своих желаний. Не Минцзюэ ненавидел обмана. А обманывать самого себя это последнее, что он бы сделал. Обманывать самого себя…
Разве он не обманывался так долго, бесконечно долго относительно своей правоты? Относительно правильности своих действий, принятых решений. Если он был прав, действительно прав, почему все так? Почему его младший брат при всех доступных возможностях так и не желает развиваться нормально, отдавая себя детским увлечениям, будто не понимает, что все может измениться в одно мгновение, и ему придется встать во главе клана и ордена? Почему Яо сейчас находился в другом клане, а не остался… Яо. Он ведь сам прогнал его. Отправил туда. Ради чего? Победы? Победы какой ценой?
Бася.
Сейчас это казалось самой насущной проблемой относительно него. Бася все чаще пыталась усилить свое влияние, затмить сознание безумием. Любой всплеск негативных эмоций мог привести к тому, что Бася перехватывала контроль. Сейчас он ходил по опасному краю, тонкому, словно шелковая нить. А Яо просит, нет, требует, чтобы он сопротивлялся? Сопротивлялся, пока он сам продолжает жить в этом мире. Сопротивлялся…
Значит ли это, что Минцзюэ нужен ему? Что Яо верит в то, что он способен справиться с Бася. Способен контролировать то, что не поддавалось контролю с тех самых пор, как был создан их клан. Многие сильные воины пытались сопротивляться проклятию сабель Не. Многие просто смирились с тем, что это неизбежно. А Яо… Он действительно считает, что Минцзюэ справится? Как может он сам сомневаться в своих решениях и действиях, когда даже Яо верит в него?
Глава Не медленно выдыхает, расправляя плечи и прикрывая глаза на долгую минуту, обдумывая его слова. Так и не отпуская его запястий, он медленно открывает глаза и уверенно смотрит на Яо. Он дал обещание. И он выполнит его. Чего бы это ему не стоило.
- Это все, что ты хотел попросить?

В глазах напротив танцевали звезды. В глазах напротив целый мир. Теплый из-за солнца внутри. Открытый, удивительный мир. Нет, это не просто блики свечей, это свет самой души. Таким он помнил Яо когда-то. Таким сохранил в своей памяти, не желая мириться с тем, что видел сейчас. И в этот момент было особенно приятно видеть, что где-то там, под всей этой цветастой парчой и восхитительным шелком с золотым теснением сохранился тот Яо, что когда-то стоял по правую руку от него, прикрывая спину.
Мгновение. Короткое мгновение на то, чтобы, прикрыв глаза, чуть теснее прижаться к этим тонким пальцам щекой, почувствовать мягкость его прикосновения. И отпустить, отстраняясь, медленно выдыхая. Сесть прямо, как подобает достойному мужу и главе заклинательского ордена и клана. Глянув на пустую чашу, Минцзюэ вздыхает. Вино Яо предусмотрительно забрал. Чай закончился.
Уперев руки в колени, мужчина прикрыл глаза, обдумывая его слова. Быть честным с самим собой. Быть честным с другими. Быть честным. Это его путь. Всегда им был. Путь чести, доблести и благородства. Правильный путь. Обдумывая все, Минцзюэ вздохнул. Ему действительно стоит быть честным с собой. Закрывать глаза на то, что давно уже тревожит, живя в душе долгое время, такое же бесчестие и ложь, как если бы он это отрицал.
Решение принять было не сложно. Теперь не сложно. Сомнения снова отступили под яростным натиском уверенности и твердости. Даже на миг показалось, что сама Бася за его плечом притихла и замерла кроткой послушной служанкой, что не смеет поднять взгляд в присутствии своего господина. Кивнув, Минцзюэ поднимает глаза, разговаривать с кем-то, пряча при этом взгляд, не добавляет чести и достоинства мужчине.
- Со стороны главы Цзинь было очень предусмотрительно заключить союз между тремя сильными кланами. Таким вот интересным способом.
Минцзюэ наблюдал за реакциями Яо, желая увидеть подтверждение своих догадок. Не смотря на то, что выступал с предложением братства Сичэнь, мужчина понимал, кому выгоднее всего был этот союз. И почему именно Яо выступал в роли названного брата.
- Но ему следует помнить, что Цинхэ Не будет следовать моим приказам. А я буду поддерживать своего брата, а не клан Цзинь.
Взгляд Минцзюэ был тяжелым, уверенным, полным решимости. Словно он вернулся на войну, на поле боя, где принимал решения, которые приведут его армию к победе. Яо слишком хорошо знал главу Не, чтобы не понимать настоящего смысла его слов. Хотя и фразы и без того звучали достаточно прямо и открыто.
- Я хочу чаще видеть своего названного брата в Нечистой Юдоли. Тебе всегда рады здесь. И, надеюсь, ты не станешь скрывать за своей приклеенной улыбкой истинное положение дел от своего старшего брата.
Минцзюэ понимал, что открыто Яо никогда не выступит против отца. Это перечеркнуло бы ему все планы, и не только ему. Это открытое предательство, после которого не то что положения в клане, можно и жизни больше не увидеть. Конечно, последнего глава Не допускать не собирается. Но и первое тоже со счетов сбрасывать не стоит. Особенно в свете того, что из всего выводка Гуаншаня Яо теперь самый старший. Минцзюэ не был политиком, но он был отличным воином и командующим. А политика, это тоже по своему поле боя. И он еще повоюет за победу, которая устроит его и даст развитие его ордену и клану.