В пятнадцатый день первого месяца лунного календаря во всей Поднебесной сложно было бы найти хоть одно унылое лицо. Пэй Мину и искать не приходилось.

На него такое смотрело из каждой способной отражать поверхности. Даже из пошлого, омерзительно красивого, невероятно прекрасного, истинно восхитительного озера с раздражающе успокаивающими идеальными карпами, наколдованного вчерашней случайной любовницей. Осунувшееся, бледное, преследующее его с первого дня вознесения, это лицо принадлежало вовсе не теням из прошлого — самому Мингуану. И от одного его вида ощутимо подташнивало.

Дело было вовсе не в том, что генерал Мингуан считал себя внешне не привлекательным, или, не дай Цзюнь У, отвратительным. Он всегда выделялся, и мог законно зваться экзотическим красавцем. Даже многочисленные шрамы, один из которых красовался на высокой скуле, его не портили — придавали лишнего шарма. Дело было в едва заметном признаке трупного разложения, присущем тому, кто не желал возвращаться. Пэй Мин никому не говорил об этом — даже не раз выводившему его на разговор доброжелательному Цзюнь У, что предпочел бы остаться гнить на том же поле, на котором оставил своих солдат.

Не оставил. Имел полное право — и их, и того, в честь кого назвал свое собственное божественное оружие. Пусть обманутые, они предали. Или были преданы им?
Пэй Мин не знал, что им двигало, когда в бессознательном состоянии почти сразу после вознесения вернулся, чтобы собственноручно провести церемонию похорон хотя бы для тех, кого сможет найти на поле боя.

Он молчал, что давно не живет — существует. Двигается в рамках той роли, что примерил на себя при жизни. Плывет по течению, и даже не бьет по воде. Может, однажды утонет. Может, будет выкинут штормом на берег и спасется. Он, который для всех Героический генерал, верный родине, почти сдался.
Верный Родине, которой в его новой жизни нет. Разве не иронично?

— Нет, — коротко отвечает Пэй Мин.

Эхом — собственным мыслям. На деле — собеседнику, прочно занявшему его мысли и, кажется, чувства. Цзюнь У все чаше тревожит его в сети. Их разговоры обычно короткие, по существу. Они давно не бередят раны — кажется, Пэй Мин сумел убедить всепонимающего заботливого — нет, — тысячелетнего бога, что в порядке. Их беседы касаются непосредственных обязанностей главы тайной стражи Цзюнь У — генерала Мингуана. Все чаще — того, готов ли глава набрать тех, кем будет командовать.

— Я понимаю, — мягко, вкрадчиво отвечает Цзюнь У.

Его манера речи выдает в нем того, кто получил королевское воспитание. Многолетнее правление — дипломатический талант. Все вместе заставляет Пэй Мина не доверять — ни единому слову, ни единой эмоции. Может быть его и обманул собственный друг детства — это другое.
Верный власти Генерал, сломавший собственный меч, никогда не доверял власти. Особенно, если та давно вкусила сладость управления массами.

— Конечно, я и сам долго не мог найти кандидата, но разве среди новичков совсем никого нет?

Пэй Мин пожимает плечами, не сразу вспоминая, что собеседник его не видит. Разве что отражение в его же собственных глазах. Если так — если Цзюнь У не по слухам умеет проникать так глубоко в сознание — что ж, сам виноват. В собственном доме после бурной ночи Пэй Мин имеет полное право слоняться в исподнем по отвратительно восхитительному саду, который кричит о нежной женской руке, приложенной к его созданию. Какая редкая... гадость.

— Возможно. Я еще присматриваюсь. К одному.

В голове раздается тихое хмыканье. И Пэй Мин не может разгадать его окрас. Возможно, Цзюнь У недоволен. Тогда Пэй Мину грощит участь слишком часто меняющихся приближенных богов литературы — он просто исчезнет. И небожители буду пару дней гадать — что же случилось. Скорее всего придут к выводу, что он тоже не сдюжил. И, — традиционный вывод, — туда ему и дорога. Всем, кто слишком слаб для такой чести: всю гребаную жизнь пресмыкаться перед людьми, выпрашивая их молитвы на пропитание, — то есть, конечно, нести ношу защиты смертных... кто слаб, тот слаб.
Пэй Мина не страшит эта участь. Иногда он все еще ловит себя на мысли, что надеется ее получить.
Хуже, если Цзюнь У доволен. Тогда Пэй Мина ждет очередной ошейник, перекрывающий кислород.

— Ты отлично справляешься, мой мальчик, — говорит Цзюнь У. — Не забудь прийти на мой праздник.

И Пэй Мин чувствует, как тонкая шелковая лента на шее натягивается, и ему становится труднее дышать. Это всего лишь непонятно откуда взявшиеся воспоминания — может быть даже не принадлежащие Пэй Мину. Но откуда бы взяться чужим?

— Конечно.

Пэй Мин предпочел бы не приходить. Но это — не приглашение, пусть и сказано тоном, сладким, как спелая вишня.
Впрочем, даже если бы его не было — Пэй Мин не пропустил бы сегодняшний пир, потому что на нем обязательно будет присутствовать перспективный новичок. Пэй Мин кидает последний взгляд на внешне успешное отражение в бирюзовых мерцающих водах и одним движением ладони стирает озеро с поверхности своей земли. Голый камень ему под душе куда больше: в нем не отражается взгляд того, кто потерял смысл существования.

У Пэй Мина — дань традициям, для каждого праздника свой доспех. Генерал Мингуан до сих пор не понимает, как в одночасье стал могущественным Небожителем. Кажется, все, кто его любил, умерли от его же собственного меча. Но люди любят красивые истории и тех, кто побеждал — для них, за них. И тех, кто поступает правильно.
Генерал Мингуан может позволить себе менять доспехи, выкованные лучшими Небесными мастерами, хоть каждую минуту. Хочет ли он?
Его никто никогда не спрашивает. Есть правила, которые требуется выполнять.
Алый плащ, словно пропитанный кровью врагов. Золотые наплечники и наручи — серьезно, золотые. Кто придумал лепить их, укрепляя божественной силой, из самого мягкого металла?
Меч — всегда в ножнах. Самый простой. Обычный. С удобными рукоятью и гардой. Пэй Мин не вынимает меч, даже когда сталкивается с настоящими монстрами. У него принципы. У него решение, отступив от которого, Пэй Мин перестанет быть собой. А что после этого останется ему самому?
Все это — лишь пыль в глаза. Будь общество небожителей более внимательным — заметили бы, что все это лишь наносное, блеск, скрывающий пыль и пепел. Но здесь никто не умеет смотреть — не на себя. Кроме нескольких богов, которые не любят разговаривать и предпочитают держаться друг от друга подальше. По этой причине Пэй Мин лишь кивает Сюаньчженю, раскланивается с Наньяном и предпочитает быстрей разойтись. Он направляется прямо к новому повелителю вод.
За полгода, которые Пэй Мин присматривается, парень успел существенно укрепить позиции на Верхних небесах: привлек взгляды влиятельных верующих, обзавелся рекордным количеством храмов. И при этом рекордно низко пал в глазах Небожителей. Кажется, даже Пэй Мин, убивший на создание дурной репутации много лет, был в большей чести. По крайней мере, некоторые боги войны его искренне уважали. А какие-то — завидовали умению затащить в постель любую красотку.

Удивительно ли, что вокруг места, занятого Ши Уду, было пусто? Пэй Мин усмехнулся и, не дожидаясь разрешения, уселся рядом.

Для вечера праздника фонарей он был непривычно — неприлично, — трезв. Причина была вовсе не в принципах или здравом смысле. Сегодня он был при исполнении. И это хоть немного скрашивало его омерзительное настроение, часто сопровождающее одиноких людей в семейные праздники.

— Ты не против? А, впрочем, я уже все равно не уйду, — под убийственным взглядом, поставил вынужденного собеседника перед фактом Пэй Мин. — Кстати, давно хотел спросить. Тебе никто не говорил, что вот это вот твое выражение лица... да-да, вот это самое. Ага, можешь больше не демонстрировать, именно оно. Короче, что красотки такое не любят. Нет, я понимаю, во всяких третьесортных россказнях бездарных сказителей утверждают обратное. Но, как единственный, кто из местных побывал в постели настоящей женщины — ну, из бесполезных богов, не берем всяких кузнецов и рукодельников. Так вот, как единственный из там побывавших, точно тебе говорю. Если не хочешь закончить так же грустно, как эта секта высокомерных девственников — сделай лицо попроще.

В мире Пэй Мина было единственное надежное правило выживания. Когда сказал гадость — улыбнись. Улыбнись так, словно перед тобой единственный человек в мире, которого ты любил, любишь и будешь любить всегда. И ему Пэй Мин не изменял. Он махнул рукой, подзывая со стола грубо выругавшегося Наньяна чашу с вином, и поймал ее, протянул Ши Уду. Улыбнулся широко и заговорщически:

— Кстати, совет от бывалого. Если в свой первый праздник собираешься тут что-то пить, бери исключительно налитое этими выскочками для себя. Меньше шансов проснуться голым в сточной канаве где-то на окраинах Нанкина. Предвосхищая вопрос, нет. Я не просыпался.

Дней пять — точно. А что было после пяти дней, Пэй Мин помнил очень смутно. Но слухи бродили зажигательные. Жаль, все реже их рисковали рассказать.

— Кстати, мне представиться? Или ты не только выглядишь умным, и уже навел справки о местных стоящих внимания богах?

Отредактировано Pei Ming (Четверг, 17 декабря 23:05)

Его собеседник не контактен. Никто не обещал, что будет легко. Напротив, если бы Пэй Мин хоть на мгновение предположил, что новичка легко разговорить, этот восхитительный праздник жизни он пропустил бы — как и многие до того. Да и в сторону повелителя вод Пэй Мин не посмотрел бы: зачем? Полезные связи теряют всякий смысл, когда ты работаешь, пусть и тайно, на самого Цзюнь У.
К тому же, Ши Уду еще предстояло пройти долгий путь до титула «полезный» с точки зрения Пэй Мина.

Генерал Мингуан преодолел расстояние в сто пятьдесят три шага и потратил уже пару десятков слов как раз потому, что свеженький, прямо с кары, повелитель вод был перспективно сложным в общении. Это значило главное: вряд ли он вдруг воспылает желанием разболтать паре сотен небожителей о своем внезапном везении.

Если, конечно, все срастется. Если им обоим достаточно не повезет влипнуть в то, в чем Пэй Мин увяз уже по самую шею: в государственную небесную службу.

«Генерал, ломающий меч» — три слова, ворвавшиеся в отлично начавшийся вечер, упавшие валунами в мутные воды и всколыхнувшие неприятные ассоциации. Пэй Мин выдал минутную панику короткой неискренней усмешкой, которую сменила полная расположения ленивая улыбка.

Прежде, чем ответить, Пэй Мин дал себе время на полное успокоение и устроился поудобнее за низким столом. Если быть точнее — сел ровно так, как никто из местных себе не позволял. Оно и ясно — тут каждый второй королевских кровей. У них хорошее воспитание. Сам Пэй Мин был из потомственных военных: одаренный плебей. Что с него взять?

Генерал откинул подальше слишком мягкую подстилку, облокотился о столешницу и подпер потяжелевшую голову рукой, сев лицом к собеседнику и боком — ко всем остальным. Мингуан даже вальяжно вытянул одну ногу, вторую согнув в колене. Наградой за это стала дюжина осуждающих взглядов и Му Цин, показательно закативший глаза. Прямо сейчас Пэй Мин чувствовал легкое с ним родство: ему и самому хотелось ровно так реагировать на упоминание романтичной истории, в которую люди превратили страшный конец его земной жизни. Прекрасная, императору в немилость, картина:
— Жизнь — боль. Стоит один раз что-то сломать, и тебе будут напоминать об этом в веках, — посетовал со смешком Пэй Мин и предложил все также легко, словно и не замечал очевидной нерасположенности к нему собеседника, — давайте без церемоний. Для вас — Мин-гэгэ. Или гэгэ. Можно даже дагэ, пожалуй. А наедине — «о, мой генерал». Желательно, без томного придыхания. Пожалеем сердца юных дев, которые не спускают с вас глаз.

Истории про Пэй Мина слышали даже глухие. Их ходило так много. Иногда даже сам Пэй Мин в них себя не узнавал. Однажды он даже решил собрать коллекцию баек про блестящего Генерала Мингуана и его победы — преимущественно на любовном фронте. Но для этого требовалось принимать не имеющие отношение к работе решения.

Пэй Мин был к ним совсем не готов. Впрочем, не так — он не хотел. Все желания он оставил на земле.

— Так много? Пожалуй, я слышал куда меньше. Однажды, я попрошу вас их рассказать мне. Глядишь, узнаю о себе много нового.
Он мог бы сказать прямо: «если ты слышал байки обо мне, то ничего обо мне не узнал». Но это было бы слишком личное. Пэй Мину невыгодно было хоть что-то о себе рассказывать.

Годы при дворе научили Пэй Мина говорить без остановки, поддерживать беседу даже с мебелью. И при этом — не рассказывать ничего значимого. Вот и сейчас он, почувствовав острый угол в ответе собеседника, ушел в сторону:
— Вы умеете тешить самолюбие солдат? Не поделитесь, как? Я, признаю, не ведал об этих талантах. Поэтому не брал в расчет такой вариант. Но перспектива теперь кажется мне заманчивой. Можно обсудить, — предлагает Пэй Мин.

Ему далеко до дипломатического таланта придворных советников. Но умение лить воду и балансировать на лезвии вытащенного из-под одежды отравленного ножа, не раз выручали. Лишь в последние дни жизни не спасли даже они.

— Что же до моих причин... мы на празднике, или я свернул не туда? Разве все здесь не служит единственной цели — развлечься? Может быть я здесь исключительно потому, что моя душевная доброта не позволяет мне смотреть, как кто-то грустит в одиночестве? Вас устроит такая версия моего интереса?

Он усмехнулся чуть холоднее, но тут же смягчил это тоном, которым протянул:
— Если такая версия недостаточно небесна для вас, может, расскажете свою? Я подыграю. Так что же мне может быть нужно от вас, водяной са... повелитель?

Отредактировано Pei Ming (Суббота, 26 декабря 23:15)