Всё, что попадало в клан Цзинь использовалось его главой так, как тот считал нужным. Людей это, конечно, тоже касалось, не в меньшей мере, чем вещей. В большей, быть может. Особенно тех людей, которые создавали обстоятельства, ставившие главу Цзинь в безвыходное положение.
К новому статусу и новому имени прилагалось много работы. Такой, которая больше подошла бы слугам, но это не имело особенного значения. Яо готов был к любой, чтобы доказать, что осознал, научился, стал полезным. И готов был выполнять ее хоть всю ночь напролет. Одну, другую, третью... Работы не становилось меньше, и кратких медитаций оказывалось недостаточно для восстановления сил. Иероглифы почти дописанного письма плыли перед глазами, и он обещал себе, что отдохнет, как только закончит. Одна палочка благовоний, не более того. Когда в чернильницу со стороны распахнутого из-за жары окна влетел какой-то камень, и темные, быстро расплывающиеся капли тут же украсили бумагу.
Гуанъяо окунул в чернильницу кисть, извлекая на свет то, что испортило письмо. Нет, не камень. Конфета. Разумеется, то, что ночной гость убил несколько часов его труда, не делало их врагами, однако тот должен был быть в курсе, что Мэн Яо убивал не только врагов. Ну конечно, он и был в курсе. Сюэ Ян немало знал о том, кого после Низвержения Солнца назвали героем, и некоторые детали, которые он знал, были не особенно... героическими. Яо тоже кое-что знал о босяке из Куйчжоу, и это должно было переполнять его страхом. Может быть, даже ужасом. Только те, кто так часто, как он сам, стояли в шаге от Владыки бессмертного, к ужасу привыкали слишком быстро, чтобы продолжать испытывать его в обычном состоянии. Впрочем, немного страха в голосе не помешает, и гостю должно быть приятно, главное - не переусердствовать.
- Зачем ты пришел?
Он, конечно, догадывался, зачем. Знал об этой трогательной клятве, больше подходившей не преданному слуге, а влюбленному. Правда, клятву Сюэ Ян не спешил исполнить до сих пор, и Гуанъяо уж было думал, что повзрослел и поумнел, ну или просто вцепился в кусок, который оказался ему не по зубам, да и сгинул где-то в канаве. Оказалось, ни то, ни другое, и Яо поймал себя на мысли, что скорее рад этому обстоятельству. Несмотря на то, что сегодняшняя ночь, вероятно, была обозначена в планах друга как самое подходящее время для его, Гуанъяо, мучительной смерти. Впрочем, чтобы план этот сдвинулся с мертвой точки, надо было с чего-нибудь начать, и Яо, как и полагается друзьям, протянул руку помощи.
- Зайди.
Благо, приставленная отцом стража отчего-то сочла окно недостойным своего внимания.

Отредактировано Jin Guangyao (Пятница, 29 января 01:14)

Гуанъяо был не настолько рад встрече с не особенно старыми и не слишком добрым другом, чтобы обниматься, но Сюэ Ян, как обычно, не имел привычки спрашивать, а возможность хотя бы отчасти контролировать его руки и Цзянцзай - свои он положил на его плечи - давала немного уверенности. Действительно немного, но лучше, чем ничего. Сюэ Ян был непредсказуем, в этом заключалась большая часть его силы, и не было смысла предпринимать что-то, пока не было прямой опасности. Поэтому Яо подчинился, не тратя силы на преждевременное сопротивление, и в скором времени был отпущен на свободу.
- Не откажусь, - согласился он, поправляя рукава, приведенные в чуть заметный беспорядок этим импровизированным танцем. - Но раз ты мой гость, мне и угощать.
Кувшин с вином оказался в комнате, где работал Гуанъяо, почти случайно. Почти. Пить за работой он не имел привычки, но некоторые посетители не отказывались от приветственной чаши. Конечно, и предлагали такие напитки не всем. Только вот Сюэ Ян - случай особенный, как тут не расщедриться? Две чаши, обе наполнены, и кувшин, принесенный гостем всё еще не тронут. Что внутри - любопытно, но не настолько, чтобы испробовать на себе.
- В Башне Кои не держат плохое вино. И даже посредственное.
Всё что угодно будет лучше того, к чему успел приложить руку (и, быть может, какую-нибудь другую часть тела) Сюэ Ян, но эту мысль Яо оставил при себе.
- Итак, из твоего списка остались только деньги. Не представляю, зачем они тому, кто обычно просто берет всё, что ему понравится.
Пора бы переходить к делу - тогда можно будет успеть переписать испорченное письмо. При мысли о продолжении работы Яо не сдержался и прикоснулся к виску - усталость  накатывала волнами, увлекая дальше и дальше от берега, и визит этот казался всё более и более несвоевременным. Так что там? Месть? Или что-нибудь попрактичнее?

Такой открытый взгляд, да еще и приправленный приветливой улыбкой в исполнении Сюэ Яна не мог быть ничем иным, как предупредительным звоночком. Набатом. Пожалуй, это представление пора было заканчивать. Гуанъяо мысленно потянулся к Хэньшэну. И... не получил ответа. Ни ответа, ни знакомой привычной едва заметной пульсации оружия, напитанного духовной силой. Меч оставался простой полосой тонкой стали, обвитой вокруг руки. Пальцы метнулись к запястью, но мгновение за мгновением не могли уловить ни следа движения ци по меридианам. Это могло означать лишь одно. Горло сдавило так, что Яо едва выговорил.
- Ты...
...не скучал по мне? - откликнулось эхо в виске. Он мотнул головой, то ли отвечая на заданный вопрос, то ли пытаясь избавиться от звука. Не стоило этого делать - мир перед глазами сразу поплыл. Значит, в вине все-таки что-то было, вот же ублюдок... Хотя... разве это не было его собственное вино? Что-то не сходилось. Пятна туши на письме медленно расплывались, становились шире, выходили за пределы листа и наконец заволокли всё поле зрения грязной дымкой.
- Что это...
Не утруждая себя ответом, и даже тем, чтобы облечься в звуки, эхо напомнило об Огненном дворце, выстраивая прозрачный мост, который соединял разрозненные острова сознания. Яо развернул руки ладонями вверх, чтобы увидеть, как с залитых кровью пальцев одна за другой падают на золотые одежды красные капли и растекаются клановыми узорами Цишань Вэнь. "Нет, - решил он, - не стоит выходить в таком виде, это может вызвать у людей не особенно приятные воспоминания о тяжелых временах. Следует постирать." Мысль о стирке протянула новый мост, и подняв взгляд Яо тепло улыбнулся.
- Эргэ? - Лань Сичэнь сидел прямо перед ним, отчего-то в черных одеждах (ах да, нужна стирка). Было в нем еще что-то странное, сквозь туман Яо понял это  не сразу, а поняв, нахмурился. - Где твоя лента?
Второй старший брат улыбался. Когда второй старший брат улыбался, ни лента, ни стирка, ни война, ни пришествие всех демонов разом не имели значения. Тем более, Гуанъяо так устал. Эргэ тоже заметил это. Расслабиться? Ну конечно, брат собирается играть Песнь умиротворения. Одна из его любимых. Его - это главы Лань, конечно, Яо не отдает предпочтение ни одной мелодии, когда их играет Лань Сичэнь, любую из них он готов слушать каждый день. Но...
- Здесь? - Время уже явно перевалило за час крысы, и звуки флейты могли побеспокоить отправившихся спать адептов. - Разве шум... не запрещён?
Лебин на поясе у Цзэу-цзюня - Яо смог рассмотреть, когда тот поднялся - была странной формы, и тот, кажется, не собирался доставать ее, а вместо этого зашел за спину и положил руки на плечи. Хоть названный брат и вел себя не так, как обычно, не доверять ему не было причин. Да и желания. Яо вдохнул поглубже, вместо привычного тонкого аромата горного холода, обычно окутывавшего Лань Сичэня, ощутив тяжелый и сладкий, и со спокойной улыбкой на лице, отмечая где-то на грани слышимости звук сяо, погрузился в глубокий сон.

Открывать глаза было непросто. И смысла в этом никакого не было, потому что, открыв их, Яо не смог увидеть ровным счетом ничего из-за сильнейшей рези. Рот и горло тоже были как будто песком засыпаны, в животе поселилась тошнота, под рёбрами ныло. Последние события, которые отзывались из памяти... Делали картину ещё более непривлекательной. Ночной визит. Сюэ Ян. Месть. Босяк из Куйчжоу научился действовать на удивление изощрёнными методами, но оценить их в полной мере Гуанъяо не хватило сил - все его возможности теперь были направлены на то, чтобы вывести из крови остатки яда и вернуть тело в то состояние, когда можно будет думать о чем-нибудь, кроме боли. Для медитации это было не самое удобное положение, но всё-таки лучше, чем ничего. На войне и не к такому привыкаешь, а войны он в свои годы под разными соусами наелся по самое горло. На какое-то время Яо ушел в себя, и лишь после того, как в большей или меньшей мере справился с последствиями отравления, позволил себе вновь открыть глаза и оценить обстановку.
Да уж, положение, одежда и прочее действительно мало соответствовали этикету. Впрочем, дело ведь в уместности. В Благоуханном дворце так нельзя, в Огненном, при определенных обстоятельствах сошло бы в самый раз. Ну или в плохом борделе. Распорядителем какого из этих мест считал себя Сюэ Ян, оставалось загадкой.
Яо пошевелил кистями рук, которые почти не чувствовал. Веревка божественного плетения - надо же, его здесь считают опасным противником. Не это, впрочем, было удивительно. Сюэ Ян знал его достаточно, чтобы понимать, что перед ним действительно опасный противник. Странным было то, что, как будто забывая, чем именно он опасен, мальчишка оставил ему возможность говорить. Что же, значит, не всё потеряно. И, вероятно, это значило, что от него действительно ждут ответа. Быть может, даже не одного.
- Возможно, - сказал Гуанъяо, проверяя собственную способность владеть голосом.
Голос вышел тихим и хриплым, хоть эффекты яда и были теперь ослаблены, воды, кажется, не было слишком давно. Больше суток, может быть, даже больше двух. Неважно, нужно было сделать над собой усилие.
- Но ты хочешь мне рассказать. Не лишать же доброго друга таких простых удовольствий.
На вопросы о том, сколько прошло времени, и где они находятся, Гуанъяо не стал тратить время. Пока он связан и безоружен, едва ли такая информация могла быть полезной. Ещё один - о том, что именно использовал Сюэ Ян, - мог подождать до более спокойного разговора. Изображать же наивное непонимание можно было разве что в другой компании - этот его друг был настолько несклонен к сомнению в собственных выводах, насколько это вообще возможно для человека. Если уж решил, что его гость всё знает, то и спорить бесполезно.
- Но сначала воды. Ты и сам знаешь, дружочек, - он выдавил из себя ответную улыбку и почувствовал, как трескаются пересохшие губы, - что если я отключусь, тебе будет совсем не интересно.

Сюэ Ян мог бы убить его прямо сейчас, и Гуанъяо это знал. Но так уж сложилась его жизнь, что ситуации, когда кто-нибудь мог (и даже имел основания) убить его прямо сейчас, выпадали довольно часто. Раньше, когда они впечатляли больше, Яо находил в них удовольствие. Теперь они вошли в привычку, не будоражили, зато позволяли, не отвлекаясь на панический страх, думать о том, где найти выход из очередной такой ситуации.
Сюэ Ян говорил много. Он, конечно, и раньше не отличался особой сдержанностью, но сегодня много было действительно много. Он говорил, не давая ни мгновения, чтобы ответить, и Яо не стал торопиться с этим: обычно если уж дорогой друг желал высказаться или сделать что-нибудь, перебивать его было бесполезно. Этот босяк был из тех, кто доводит до конца свои дела. Очень положительная черта, Яо всегда ценил её. Только не тогда, когда делом всей своей жизни кто-то настолько положительный назначал его собственную смерть. Смерть и пообщаться. Без общения, без внимания к собственной персоне, Сюэ Ян всегда грустил, и сейчас как будто решил отыграться за всё то время, когда у него не было понимающего собеседника. Задавал вопросы, ответы на которые были очевидны, и говорил, говорил... Интересно, как давно ему попадался кто-то, кто его бы действительно слушал? Как быстро этот кто-то умер?
Вместо воды в рот полилось вино. Отвратительная добавка к послевкусию яда, которое так просто с языка не выведешь. Яо поперхнулся и с трудом закашлялся. Говорить легче не стало, но от горла по телу начало растекаться тепло. Пришлось сосредоточить силы ещё и на том, чтобы не позволить вину затуманить голову - сейчас как никогда был необходим здравый рассудок. И не зря, дальше стало ещё занятнее: только что грозивший ему смертью, теперь Сюэ Ян обещал вскоре отпустить его, пусть и заставить сбить в кровь ноги и собственную гордость, добираясь до людей. Может быть, если ещё немного помолчать... Увы, на этот раз не сработало.
- Что ты...
Острое лезвие легко прошлось по коже, оставляя на ней след, который только через пару мгновений начал сочиться кровью. Кровь Сюэ Ян всегда любил, это правда. Яо сделал над собой усилие и не стал останавливать её: в его положении это значило разве что то, что порезы станут глубже. Боль тоже случалась и посильнее, намного хуже было другое: он не понимал, к чему это. Не понимал, пока ему любезно не пояснили, и даже после этого отказывался верить, пока не почувствовал, как иссякают духовные силы. А когда лишился последних, ещё какое-то время молчал, сцепив зубы, лежа неподвижно, только глубоко вдыхая и стараясь выдыхать медленнее. Проклятье, эти силы сейчас были для него почти бесполезны, но лишиться их было куда унизительнее, чем одежды и даже оружия. Унижение было хуже боли, и запоминалось лучше. Он хотел сказать многое, большую часть - на усвоенном с детства юньмэнском диалекте, точнее той его части, которая была в ходу среди рабочих и прочих отбросов в юньпинском порту. Но открыв наконец глаза и скосив взгляд на покрытую алыми линиями грудь, он выдохнул только
- Да.
Потому что это действительно было здорово. Не считая того, что фокусом для печати служило его собственное тело - это было совсем не здорово, но сама она... Точные выверенные линии - наверняка Сюэ Ян изображал её не впервые - знакомые элементы, изящно переплетенные в новом рисунке. Если это действительно работает так, как должно работать, и если добавить несколько черт, которые не позволят вывести шрамы, то эффект должен быть не хуже, чем от стараний почившего Вэнь Чжулю.
Воспоминание о Вэнь Чжулю вернуло мысль в нужное русло. Сюэ Ян теперь ждал ответа молча, должно быть исчерпав задуманное приветствие. Это однако не значило, что его фантазия вскоре не подоспеет со вторым блюдом.
- Вижу, смерть главы клана тебя и правда огорчает.
Яо предпочел бы, чтобы свою скорбь мальчишка выражал, облачившись в белое с ног до головы и рыдая на руинах Неба без ночи, но нет, это было бы слишком просто. Как и исполнить клятву. Хорошая ведь была клятва, трогательная, вот что ему стоило! Мерзкого вкуса во рту, так и не смытого вином, стало так много, что он едва на зубах не скрипел. Не сплюнуть стоило Яо усилий, но он стерпел - роль босяка здесь принадлежала не ему.
- Ты предавался скорби всё это время или хоть раз выделил немного, чтобы подумать над тем, как получилось, что великий Вэнь Жохань погиб от единственного удара не самого сильного заклинателя? И действительно ли Владыка бессмертный был настолько наивен, чтобы позволить мне стоять за его спиной, не думая о последствиях? Мне не доверяет даже собственный отец, полагаешь, глава Вэнь знал меня хуже?
Его губы искривила ухмылка, несмотря на боль. В этом мире был только один человек, который знал его, и одновременно верил. Именно поэтому, этому единственному человеку он никогда не сможет причинить вреда, чего бы это ни стоило ему самому. Остальные были в безопасности лишь пока были полезны. Или были сильнее - по сути или по недоразумению, как сейчас был Сюэ Ян. Как же сушит рот этот воздух... Но разговор не окончен, пока ещё нет.
- Ты задаешь не тот вопрос, но я отвечу тебе. Я убил главу клана, потому что война была проиграна. И потому что он понял это намного раньше, чем те, кто её выиграл.
Гуанъяо не был уверен, как надолго мальчишке хватит терпения слушать. Другое дело размышлять. Поверить в то, что живой изобретательный ум от горя и потерь увял и не вцепится в предложенную ему пищу после вынужденного голодания, было сложно.
- Ты никогда не был тугодумом, Сюэ Ян. Сложи два и два и скажи, что это значит.

Отредактировано Jin Guangyao (Понедельник, 15 февраля 15:04)

Сюэ Ян действительно не было идиотом, и что от него хотят услышать, понял сразу. Во всяком случае, меняющие друг друга, как тени в кружащемся фонаре, выражения его лица, говорили именно об этом. Если бы Гуанъяо знал мальчишку чуть хуже, он невольно задумался бы, что случится, если того прямо на месте хватит искажение ци: удобный расклад, но как потом освободиться от веревок? Впрочем, подобные мысли в голову не пришли именно потому что Яо знал: этого так просто не проймешь. И всё-таки Сюэ Ян был непредсказуем, его вспышка могла закончиться наконец разговором, но могла и кровью. Увы, второе оказалось ближе. И без того затруднённое дыхание почти перекрыла рука на горле. Без воздуха даже изобретательные идеи мальчишки не впечатляли так, как могли бы.
- Жалкое подражание, - просипел Яо в приблизившиеся вплотную губы того, кто назначил себя его убийцей. О том, что отдаёт на это последний глоток драгоценного воздуха, не беспокоился. Уж если Сюэ Ян пообещал, что быстрой смерти не будет, значит, не будет: в Огненном дворце босяк из Куйчжоу давал фору многим палачам.
Он опять угадал. В глазах уже потемнело, когда воздух опять хлынул в легкие, заставляя закашляться. К дерущей пустыне во рту добавилась давящая боль в горле, но это теперь, в сравнении с открывающимися перспективами, казалось вполне терпимым: несмотря на браваду, умирать как Вэнь Чао Гуанъяо не хотел. Ответить на тираду сразу не смог - без духовных сил даже отдышаться быстро было непросто, не то что говорить.
Идея с двойником, впрочем, была интересной. Безумной, конечно, но... Даже странно, что никто из глав великих кланов не додумался до этого своими силами, в конце концов, это звучало настолько невероятно, что люди бы поверили. Может быть, однажды пригодится в подходящей случаю творческой обработке. Однажды... Хвататься за такую историю, конечно, Яо не стал. Всё ещё молчал, ожидая, пока Сюэ Ян выговорится. Заодно считал. Две-три недели. Сколько уже прошло? Несколько дней? Невозможно, что его не найдут в ближайшее время, каким бы глухим ни было это место. Нет, возможно. Возможно, если не станут искать. Отец не желал видеть его в клане, и сделает всё возможное, чтобы не видеть. Быть может, уже сделал, и Сюэ Ян пришел не случайно. Две-три недели достаточно, чтобы рана на груди зажила, если он сможет сохранить разум... И если Сюэ Яну не надоест раньше: когда этому мальчишке хватало терпения на две-три недели?
- Нет нужды, - наконец выговорил он.
Не хочет думать, значит, придется разжевать это для него. Не так-то сложно, намного сложнее заставить потом проглотить. Но выбора не было. Гуанъяо мало что помнил из того вечера, когда так непредусмотрительно пригласил Сюэ Яна заходить - только разливающееся по венам чувство, которого давно не испытывал. Быть может, вообще никогда. Можно геройски сопротивляться боли, но как противостоять наслаждению?
- Владыка понимал, что невозможно воевать против мертвецов. И нашел способ сохранить самое ценное из того, что принадлежало клану.
Звучало бы не особенно убедительно для любого, кто знал, что орден Цишань Вэнь безвозвратно потерял абсолютно всё: начиная от земель, заканчивая самыми незначительными артефактами, которые трофеями теперь пылились в сокровищницах у самых разных заклинателей. Звучало совсем по-другому для любого, кто точно знал, что было самым ценным, что принадлежало клану.
- Себя, конечно. Двойники и побег... Бред. В его распоряжении были такие силы...
Кашлем раздирало пересохшее горло, вино в крови лишь немного сглаживало боль, но взамен мутило сознание и вгрызалось во внутренности. Если глупый Сюэ будет кормить его своим снадобьем и не позволит пить, сколько переведет драгоценного продукта, прежде чем поймёт, что пытается разговорить утратившего рассудок? Забавно. Смеяться ещё больнее, только щеки сводит от попытки улыбнуться. Слов становится меньше, и разбирать их, наверно, совсем непросто - как и ворочать языком, превратившемся от жажды в колоду.
- Ритуал. Который позволит ему вернуться. Через меня. Убей меня - убьешь и его. Хочешь узнать больше - дай воды.

Да, силой Сюэ Яна была его непредсказуемость: невозможно всерьез защититься от противника, который сам не знает, что сделает в следующий момент. Но и слабость его, как это нередко случается, заключалась в том же. Босяк из Куйчжоу не знал масок, не умел скрывать, был настолько открыт, что самые слабонервные предпочитали отворачиваться то ли в страхе, то ли в смущении. Яо не относился к этой категории людей, и в отношении Сюэ Яна испытывал скорее любопытство исследователя, чем что-нибудь другое. Во всяком случае, пока не был связан по рукам и ногам, хотя и сейчас бродяжка был интересен в порыве своей непосредственной откровенности. Только интерес этот был значительно приглушен жаждой и болью.
Вернуть Вэнь Жоханя, ещё и не просто так, а кому-нибудь, звучало совершеннейшим безумием. Но чистая холодная вода пьянила по-настоящему, и, чем больше пил, тем менее невероятным казалось это. Можно опасаться, но не отрицать саму возможность под страхом смерти, как это сделал бы любой нормальный человек. Перестать глотать было сложно, намного сложнее, чем заставить Сюэ Яна принести воду, но это было необходимо и, прокатив во рту последний глоток, Яо отвернулся. Вода смыла не только тошнотворную горечь с языка, она как будто омыла меридианы от остатков яда, и сознание - от подкрадывающегося безразличия того, кто считает удары сердца в ожидании казни. Последний рывок, последний, почти обреченный удар, безумие для безумца, вдруг попал в цель, и сдаться теперь значило предать себя самого. Значит, надо говорить, не разочаровывать же старого доброго друга.
- Я знаю ритуал.
До того не спешивший высказывать догадки, теперь Сюэ Ян очевидно утратил даже те жалкие крохи самообладания, которые у него когда-то были, одно за другим рассыпая предположения, в которые счастлив был бы поверить. Удивительно, что творит с людьми одно только имя, один проблеск надежды. Тот удар дался непросто, всё-таки Вэнь Жохань был Учителем - не пустой звук для любого заклинателя, тем более, для Мэн Яо, предателя и сына шлюхи, изгнанного из Цинхэ и Ланьлина. Но его собственные сожаления не шли ни в какое сравнение с тем, чем щедро делился Сюэ Ян. Со слабостью.
- И я или.
Боль поцелуя неожиданна и ожидаема одновременно. И дает ответы сразу на столько вопросов, сколько Яо и не задал бы. Хочется рассмеяться: кто бы мог подумать, в самом деле, кто бы мог... И как можно было не заметить раньше? Хочется рассмеяться, но это значит потерять и те остатки ровного дыхания, которые пытается отнять у него мальчишка.
На этот отчаянный поцелуй он не отвечает - на такие ответа и не ждут - лишь пытается заставить тело не выгибаться, пытаясь бежать от новой боли, лишь резко выдыхает, когда клыки, которые впечатывали в память улыбку Сюэ, прокусывают губу.
- Хочешь то, до чего не дотянуться, - нащупывает языком каплю крови, им же медленно проводит, смазывая её от одного угла рта до другого. - Как печально.
Искренне. Кому знать, если не ему? Кто еще сможет понять и проявить настоящее сочувствие? Как бы то ни было, до того, чего желал он сам, Яо собирался дотянуться рано или поздно. Использовав чужую голову в качестве опоры, если придется. Голова Сюэ Яна казалась для этого весьма подходящей.
- Всё - слишком много для тебя. Достаточно и того, что тот удар был началом, и что ритуал будет завершен тогда, когда я подготовлю всё необходимое.  Тогда он вернется и займёт достойное место.
Изображать из себя Владыку бессмертного глупо и невозможно, да и не нужно. Что это за ритуал - тёмный и, разумеется, никому не известный, кром самого главы клана и его ученика. Ритуал, который не даёт убежище духу, но, скажем, привязывает его к этому бренному миру надежным живым якорем. Главное - поверить самому, это секрет, который знали даже сестрички в юньпинском весеннем доме: никто не поверит тебе, если ты не веришь сам.
Яо уже видит впереди устойчивую почву, уже близко, но балансировать на этом лезвии всё ещё опасно. Достаточно опасно, чтобы было интересно. Достаточно близко, чтобы было весело - теперь уже не только безумцу из Куйчжоу.
- Или не будет, если ты предпочитаешь вырвать мой лживый язык и... Прости, я забыл, что дальше.

Блеск меча - это тоже ответ, но не на последние обращенные к Сюэ слова, а на незаданный, но от того не менее важный вопрос. Вопрос веры. Кому именно верит безумец - Яо или придуманному им Владыке - уже не имеет значения. Что имеет, так это то, как лопаются узлы, освобождая щиколотки и запястья. Гуанъяо сразу же садится на кровати, и не жалеет об этом даже тогда, когда в глазах темнеет, и боль - в руках, ногах, в груди - напоминает о себе. Важно обрести равновесие, ничего важнее быть не может. Даже то, что говорит его несостоявшийся убийца. Кстати, о чем он говорит?
Гарантии. В самом деле, хоть смейся: босяк из Куйчжоу требует гарантий, как какой-нибудь купец. Такие иногда доходили до Башни Кои со своими прошениями, написанными один в один как контракты. Господа заклинатели обязуются за такую-то плату истребить тварь, засевшую на таком-то тракте. Непременно с гарантиями. Как приходили, так и уходили. Некоторые позже возвращались с уважительной просьбой и дарами. Благородные заклинатели Ланьлина ведь не берут плату за помощь людям, но и не оскорбляют дарителей отказом.
- Клятва... Ты всё продумал, верно?
Как же болят запястья... Даже если бы Хэньшэн лежал рядом, Яо едва ли смог бы долго удержать рукоять, что уж говорить о точности движений. Веревок нет, но боль и полное отсутствие духовной силы связывает едва ли не крепче. Он растирает кожу до красноты, заставляя кровь циркулировать правильно, и изгоняет из взгляда любые следы опасения и неуверенности. И повторяет, и повторяет про себя. Он - единственный путь по которому в этот мир может вернуться Вэнь Жохань. Он - единственный смысл в жизни влюбленного в мертвеца недомерка. Если вера отступит, её место тотчас же займет страх ошибки, а этого допустить нельзя.
- Кроме того, что делать, если я не захочу связывать себя лишней.
Возможно, решит, что убить интереснее. Но когда умрет сам, следуя уже своей собственной клятве, наверняка останется влачить существование жалкой демонической твари. Потому что до самого последнего вздоха будет сомневаться, не закрыл ли путь для своего хозяина собственными руками. Ведь, если подумать, прерванный темный ритуал совершенно точно не даст связанному обрывку души уйти к предкам, и Владыку бессмертного будет ждать существование едва ли не худшее. Этот Сюэ любит прикидываться простачком, но, если даст себе труд подумать, к этому выводу и придет. Яо поднимает на него взгляд, и угол испачканных кровью потрескавшихся губ неумолимо ползет вверх. Не нужна никакая клятва: одна лишь вероятность связывает не хуже. А впрочем, Гуанъяо есть, что предложить взамен.
- Хочешь свои гарантии - стань адептом Ланьлин Цзинь, и у тебя будут лучшие места на этом представлении.
И даже возможность не только аплодировать, но и принять непосредственное участие в веселье. Веселья должно быть много, ведь чем ближе возвращение Владыки бессмертного в этот мир, тем ближе и неминуемая смерть его самоотверженного ученика. Многое нужно успеть, не забывая провести эти дни... нет, пожалуй, годы в своё удовольствие.
- Соглашайся. Золото и пионы, и изящное новое имя - тебе пойдёт.

Отредактировано Jin Guangyao (Четверг, 11 марта 00:20)

Босяку нравится демонстрировать своё превосходство, и сейчас у него на руках есть для этого все карты. Без оружия и духовной силы сопротивляться просто глупо, так что Яо не пытается. Чем бы ни была острая боль, последовавшая за обжигающим прикосновением холодных от воды пальцев к горлу, это не убьёт. Не убьёт и не навредит слишком сильно. Этот Сюэ связан теперь словами ничуть не менее крепко, чем до того Яо был связан веревками. Остаётся терпеть и отмечать в памяти долги - этот бродяга теперь много ему должен. Мысли о том, чем возьмёт плату, прерываются объяснениями. Слишком подробными, да и вообще, на вкус Яо, знающего цену словам, излишними. К тому же история про счастье двух разделенных злой судьбой частей единого целого кажется настолько приторной, что её впору положить на музыку и отдать пташкам, развлекать клиентов. Если бы это отвратительное создание сейчас обживалось в чужом теле, Яо бы поставил состояние на то, что босяк врёт, но то, что тело принадлежит ему, порядком меняет ситуацию. Не важно, с этим можно разобраться позже. А сейчас - он бы рассмеялся, точно так же, как смеялся его бывший тюремщик, если бы это умение не вытравил в себе сам манерами, приличествующими сыну главы Цзинь. Поэтому лишь улыбается, широко, от души.
- Алая? Да ты романтик, Сюэ Ян.
Что ж, можно и поиграть. И развлечение, и выбора нет. Вот если бы босяк, шутя, отдал бы склянку со второй половиной этой ленты, тогда правила стали бы сложнее и изощреннее, но Сюэ Ян, похоже, не расположен рисковать настолько, ради того, чтобы сделать игру веселее, и это Яо отмечает тоже, принимая вызов таким, как предлагают. Когда нет выбора, то и жалеть не о чем.
- Ну конечно, только в твоих.
Проводит ладонью по горлу, стирая кровь и вновь поднимается с кровати. Предложить место в ордене легко, но решение принимать не ему. Впрочем, Цзинь Гуаншань давно интересуется возможностями, которые даёт темный путь, хотя, конечно, сам не посмеет прикоснуться к нему. Будет доволен. Особенно когда своими глазами увидит. Яо запахивает на груди оставшуюся одежду, и кровь из порезов моментально пропитывает тонкую ткань.
- Я расскажу отцу, на что ты годишься. Постарайся выглядеть полезным, когда я покажу тебя ему. Надеюсь, тебе хватит ума быть почтительным и не высовываться. Многое предстоит завершить, и ты, - улыбка вновь ненадолго вспыхивает на губах, вопрос с изящным новым именем для босяка из Куйчжоу кажется решенным, - поможешь мне.
Если бы другие было решить так же просто... Волна возмущения преступлениями Сюэ Яна ещё не улеглась окончательно, но сила, которая позволила оборванцу-самоучке когда-то совершить их в одиночку, уже забыта. Если он появится в одеждах с Сиянием среди снегов, что скажут кланы? Рискнут ли сказать что-нибудь или просто проглотят очередное сомнительное решение главы Цзинь, увеличивая счёт его грехов? Вопросов так много, но один ответ не оставляет сомнений. Цзинь Гуанъяо и безумный Сюэ, который знает так много его масок, оказались в одной связке, и этого уже не изменить до самого конца игры. Но от первого хода до последнего времени много, и воспользоваться им следует разумно. Уже сейчас надо начинать пользоваться им разумно. Яо оборачивается к тому, кого вскоре назовёт своим шиди, и удивленно приподнимает бровь.
- Тебе не пора отправляться на поиски лошадей и приличной одежды?

- Отблагодарить тебя?
Яо не без интереса подхватывает эту игру лицом, точно так же вскидывая брови, и добавляя улыбки - хотя такая же искренне безумная, конечно, у него не получится. Делает несколько шагов навстречу, подходя вплотную, и молча смотрит этому Сюэ в зрачки. Приходится смотреть снизу вверх, но это его не беспокоит ничуть, пожалуй, так даже удобнее. Этот взгляд не омрачен угрозой, да и вообще ничем не омрачен. Что, конечно, не значит, что тот, кто умеет видеть, не сможет разглядеть многого, чего в этом взгляде нет.
Сюэ Ян видит, в этом нет сомнений. Не боится, но видит хорошо. Это Яо нравится. И то, что бродяжку это веселит, нравится, пожалуй, тоже. Однажды Сюэ Яну придется умереть, хорошо если это будет весело. Но до этого, вероятно, ещё далеко. До этого - бесконечные его метания между верой и неверием, между желанием убить (не отомстить, нет, месть - это просто красивая ширма для романтика из Куйчжоу, который желает лишь крови и боли, и ещё того, до чего ему не дотянуться ни в этой жизни, ни в следующей) и отчаянной надеждой. Зрелище обещает быть незабываемым. Или хотя бы... забавным? Жаль, в этих зрачках не рассмотреть будущее. А может, и не жаль - неожиданности тоже развлекают. Яо поднимает руку, почти полностью восстановив контроль над пальцами, чтобы убрать со лба прядь волос и след касающегося кожи дыхания Сюэ. Он совершенно серьезен, а тень улыбки - это просто радость от вновь обретенной свободы, конечно.
- Нас с тобой связывает великая цель, Сюэ Ян. И... алая лента, так ведь? Разве между нами могут теперь быть какие-то банальные приземленные благодарности?
На что же всё-таки рассчитывает бродяжка? Неужели, и правда на жертву ради возвращения Владыки? Если бы такой ритуал существовал, если бы он был действительно начат - неужели кто-то мог бы поверить, что Цзинь Гуанъяо пожертвует всем, чего добился, всем, чего заслужил по праву, чтобы закончить его? Эта наивная вера по-своему прекрасна, и он ловит себя на мысли, что волны ярости и ненависти утихают. Это не отменяет того, что однажды Сюэ Яну придется умереть. Это не отменяет того, что своей смертью он ответит за эти три дня. Это, уж конечно, не отменяет того, что перед смертью он должен быть полезен настолько, насколько это вообще возможно. Но это меняет что-то - незначительно или кардинально, Яо не может пока понять. Слепое доверие, пусть и через силу, подкупает, как ни крути.
Мальчишка торопливо отворачивается, чтобы достать сундук, и Яо прикрывает глаза. Три дня, значит. Три дня на безуспешный поиск - не очень много, но и не слишком мало. Никого. Ни намека на то, что ищут. Быть может, просто не успели, может, в ближайшем городе найдется хоть след поискового отряда из великого ордена. Любого из трёх великих орденов. Нет, нельзя совершать ту же самую ошибку, которой так охотно отдался его похититель. Нельзя верить. Пора привыкнуть: единственная надежная опора - это свои собственные силы.
Яо берет ханьфу и надевает сверху на то, в чем одет, стараясь не позволить обостренному обонянию заявить протест. Перебирать одеждой или спорить о необходимости найти ещё одну лошадь можно будет в Башне Кои перед выездом на прогулку. Здесь ему по-настоящему не хватает лишь одного. Вещи, которая была у него в Ланьлине, и которой нет здесь. Яо невольно проходится ладонью по поясу, на котором обычно висела простая подвеска белого нефрита, но не спрашивает о ней. Спросить - значит показать истинную ценность значит показать слабость. Вместо этого он оборачивается к Сюэ и требует ожидаемое.
- Хэньшэн.

Может ли быть, что Сюэ Ян вообще не взял Хэньшэн, бросив его там же в павильоне Башни Кои? Яо начинает думать, что и это вероятно, и беспокойство о жетоне (чрезмерное беспокойство, он и сам понимает это, и всё-таки сдерживать непросто) отступает на второй план: если не взял оружие, то украшения не стал бы трогать, а что это такое, знать попросту не мог. Эта мысль добавляет натянутой улыбке тепла.
-  Разве я когда-нибудь лгал тебе, Сюэ Ян? Твоё недоверие разбивает мне сердце.
И веселит заодно: это же надо - искренне верить, что после даже самого радушного приема и принятия в орден, он окажется в безопасности. Верить, несмотря на то, что живой пример обратного - вот он, прямо перед глазами. Впрочем, солдат отца к этому делу и правда привлекать не стоит - ни сейчас, ни позже. Есть и другие способы.
А босяку, похоже, понравилось торговаться. Яо и сам обычно считает это весьма занятным развлечением, но, после того, как он выторговал сегодня свою жизнь, остальные лоты уже не кажутся достаточно ценными, чтобы придать процессу остроту. Хэньшэн дождётся, а слабости Сюэ Яна не такие уж мелкие, чтобы разменивать их на то, что прямо сейчас едва ли будет полезно. Эти слабости Яо предпочитает приберечь для случая поинтереснее: в том, что такой случай рано или поздно представится, сомнений он не испытывает. И всё же интересуется почти лениво.
- Откуда бы мне... Не хочешь поделиться?
Сообщение о том, что ехать придется в телеге, да ещё и связанным тюком, он встречает многозначительно закатив глаза. Слова здесь явно лишние, этот Сюэ уже наметил себе программу развлечений до самого Ланьлина, и оспаривать её, скорее всего, значит добавить к ней ещё и пункт с кляпом. Босяк из Куйчжоу не расположен говорить - он расположен петь. Это довольно удачное совпадение, позволяет отмерять время, а то, что солнце не скрыто тучами - приблизительно определить направление, в котором едут. Для чего ему это, Яо не знает, но рассматривает хотя бы как зарядку для ума в долгой дороге. 
На закате телега останавливается недалеко от стен города, и Сюэ Ян избавляет от веревок и повязки, так, что он успевает увидеть последние лучи заходящего солнца из-за его стен. Стены эти не кажется знакомыми, хотя Яо неплохо знает города, находящиеся на землях ордена. Должно быть, этот очень далеко от Башни Кои. Или принадлежит, если, конечно, не ошибся в направлении, Цинхэ Не. Всё это он отмечает механически, краем сознания, решив, что для него сейчас едва ли есть более удобный путь домой, чем бродяжка из Куйчжоу. Мало просто вернуться - вернуться с трофеем, вот что важно. Отец уже дал понять ему это во время Низвержения солнца, и нет повода считать, что с тех пор что-то изменилось.
- Благодарю, - Гуанъяо изображает поклон, постаравшись, чтобы наигранность была заметна даже Сюэ Яну. - Дорогому другу есть, чем заплатить за всё это великолепие, или мне сказать прислуге, что возмещения расходов следует просить в Башне Кои?
Меньше всего они двое сейчас похожи на заклинателей, имеющих отношение к золотому ордену, только идиот поверил бы на слово, а идиоту не удержать гостевой дом даже в таком захолустье. И всё же интересно, чьи здесь земли... Отцу потом задавать вопросы или кому-то из братьев.
Последнее ведро подогретой воды опрокинуто в бочку, стоящую посреди комнаты. Служанка кое-как кланяется и выходит. Яо напротив подходит ближе, опускает в воду руки, тщательно оттирая их, омывает лицо и шею до ворота. Хотелось бы отмыть всё тело от следов этого, с позволения сказать, приключения, но это точно может подождать. Он берет один из кувшинов со стола, убедившись, что в нём вода, отходит к окну и пьёт. Многодневная жажда всё никак не покидает его, и лучше разобраться с ней, пока Сюэ Ян не придумал что-нибудь ещё. Может и в этом кувшине не только вода, но это сейчас мало волнует - пока что на руках бродяжки все карты - хоть доверяй ему, хоть нет.
Какое-то время он и в самом деле ждёт, внимательно разглядывая своего тюремщика. Маска безумия - хорошая маска, удобная. Яо она мала, но если бы не это, он и сам бы использовал её. Сейчас он думает о другом: возможно ли найти хоть малейший зазор между этой маской и лицом под ней, чтобы поддеть и сковырнуть, или она приросла слишком надежно. Конечно, такую задачу не решить на месте, так что пока достаточно и просто присмотреться. Яо отпивает ещё и отворачивается праздно разглядывать улицу, чтобы не выглядеть слишком уж заинтересованно.
- Скажи мне, Сюэ Ян, почему ты не отдал последний осколок? Если бы ты сделал это, всё было бы по-другому.

Отредактировано Jin Guangyao (Четверг, 1 апреля 11:34)

То, как Сюэ Ян избавляется от одежды - зрелище, заслуживающее особого неделимого внимания. Яо почти и не делит своё, разве что между зрелищем и кувшином воды. Он не пытается оправдать это внимание тем, что видеть тело противника полезно, чтобы оценить его сильные и слабые стороны в бою. Нет, это ни к чему, просто за красивым телом наблюдать приятно, и, раз уж здесь нет никого, перед кем страшно потерять лицо, он наблюдает - до тех пор, пока Сюэ Ян не погружается в воду. И молчит до тех пор, пока тот не называет цену своему ответу.
Потом он молчит ещё дольше, оценивая сказанное, пытаясь понять, сколько в нём несказанного. Сравнивая с тем, что видел, когда ещё лежал связанный в пещере. Не похоже: тогда Сюэ не был так настроен развлекаться, зато сейчас его серьезность куда только подевалась... Вообразил себя кошкой, играющей со своим обедом? Яо приходится однако признать, что, как бы ни было унизительно, если и так, он имеет на это все основания.
- Ты мог бы упомянуть об этой своей слабости ещё в Ланьлине и вовсе никуда не уходить. В Башне Кои прекрасные купальни.
Подумав немного, он подходит к бочке, развязывает пояс, снимает верхнее ханьфу. У этого рукава не слишком широкие, но всё равно могут мешать. Берёт лежащую у бочки мочалку, окунает ее в воду, не дотрагиваясь до скрытого водой тела, но проводя рукой в цуне от него. У него опять нет другого выбора - да и когда он по-настоящему был? В том, чтобы не иметь выбора, есть свои преимущества. Нет нужды задумываться о правильности того, что приходится делать. О допустимости. Если дорога только одна, заблудиться невозможно. Правда, она может вести к пропасти, но что толку сожалеть об этом, даже не дойдя до края?
Яо намыливает грубую мочалку таким же грубым мылом. Неужели за украденное серебро нельзя было получить что-нибудь получше, мягче, ароматнее? Может быть, и нельзя - если в этом гостевом доме постояльцы обыкновенно непереборчивы, а хозяин практичен. Впрочем, сгодится то, что есть. Привычку к лучшему сложно стереть, но поступиться ею ненадолго - несложно совсем.
Яо медленным движением ведет мочалкой по шее Сюэ Яна к ключице и дальше по плечу, прочерчивая взглядом ту же непрерывную гибкую линию. Тесниться в бочке вдвоём - слишком неудобно, хотя сложно отрицать, что при определенных обстоятельствах удобным можно поступиться ради удовольствия. Однако в том, чтобы не торопясь прикасаться к чужому телу - даже так, не напрямую - в том, чтобы следить, как скатываются по коже прозрачные капли, и не останавливать их движение, тоже есть своё удовольствие. Недостаточное, - но именно в этом особенное.
Мочалка скользит по груди Сюэ Яна по линии воды, к другому плечу, и от него вновь вверх по шее. Яо делает глоток из своего кувшина. Горло уже не саднит, но голос всё равно тише и ниже, чем обычно, а губы - ближе к чужому уху, чтобы ни одно слово не потерялось.
- И говорить там намного удобнее. Знаешь ли, драгоценные масла, цветы, тишина или, если пожелаешь, музыка. Приятнее, чем пещеры, печати, веревки... Разве не лучше...
Сюэ Ян ждёт. Редкое зрелище, это ведь совсем не в его духе - ждать, и кто знает, надолго ли хватит его терпения. Яо не берется предсказывать и не собирается слишком уж растягивать это недостаточное и испытывать его терпение. Как и не с собирается уныло брести по указанной ему дороге. Не иметь выбора - тоже ведь выбор.
Мочалка замирает у подбородка, затем с нажимом скользит вниз по телу, под воду и останавливается под нижним дяньтянем. Яо разжимает ладонь и быстрым движением пальцев одну за другой прижимает точки, которые блокируют течение ци по меридианам. Одновременно другой рукой разбивает кувшин о стену и приставляет острый осколок к горлу Сюэ Яна, под челюстью, где бьётся пульс, так, что тонкая кожа до предела натянута, но пока цела.
- ...вести дружеские беседы на равных. Только говори осторожно, у меня до сих пор дрожат руки.

Свободы? Это даже удивительно, насколько может распространяться недоверие. Ведь он только что прямо сказал, чего хочет, что же заставляет сомневаться в словах? Второй вариант намного ближе, но и он не точен. Яо улыбается наконец и едва заметно качает головой.
- Равным - никогда.
Что толку быть равным тем, кто тебя презирает? Снисходительно позволить им преклонить колени - другое дело. Однажды это случится, и это совсем не то неопределенное "однажды", на которое когда-то смел надеяться Мэн Яо, пробираясь к нему любыми средствами через Нечистую Юдоль, через Башню Кои, через Безночный город. Через кровь, через унижение, через беспомощность, через предательство, через страх. Через выбор.
Он не объясняет это, не считает нужным. И не спорит тоже. Он просто смеётся, когда Сюэ Ян выбрасывает на стол самый мелкий козырь из тех, которыми на самом деле обладает.
Смеётся Гуанъяо нечасто - слишком яркое выражение эмоций для того, чтобы считаться достойным - но сейчас не сдерживается. Этот смех негромкий и искренний, как ответ на действительно удачную и понятную только узкому кругу друзей  шутку.
- Я возьму Цзянцзай. Мы ведь с тобой так похожи, значит и с ним легко поладим.
Заклинательский меч, который он получил в то время, когда был учеником Вэнь Жоханя - совсем не военный трофей - на который косо поглядывают господа победители. Нефритовый жетон Гусу - бесценный подарок, и всё же один из многих, разве эргэ не отдаст ему другой, когда услышит о потере? И обломок проклятого железа - драгоценность, к которой Яо даже не прикоснулся бы по своей воле. Вот и весь залог жизни шантажиста из Куйчжоу. Ещё забавнее то, что в списке ценностей ничего не слышно об обрывке той самой ленты, которая, по замыслу, должна стоить Яо жизни и стать самым первым поводом для торга. Нет, Сюэ Яну определенно надо учиться врать не только с фантазией, но и убедительнее.
Взгляд этого Сюэ уезжает куда-то вниз, но это Яо игнорирует: едва ли он достанет оружие оттуда, куда смотрит, а время просто полюбоваться давно прошло. Впрочем его улыбка меркнет, когда Сюэ Ян заговаривает вновь.
- Какое мне дело до того, что думают псы?
Только вот бродяжка прав: появиться в Ланьлине в таком виде - отвратительно. Надо искать выход, даже если выхода нет. И он ищет, пока этот Сюэ продолжает паясничать. И кого он собирается смутить таким? Невинную деву или того, кто вырос в борделе и видел то, на что кому другому и воображения бы не хватило? Продолжая держать острие у бьющейся жилы на горле, Яо, обходит бочку, чтобы зайти за спину мечтателю из Куйчжоу.
- Давай мы отрежем твою голову. А потом я принесу её Не Минцзюэ и верну себе то доверие, которое потерял, когда вытаскивал тебя из Нечистой Юдоли. Мне оно пригодится.
Яо осматривается и недовольно цокает языком.
- Нет, так нельзя, ты же всё-таки мой шиди. Давай лучше ты будешь хорошим мальчиком, вернешься со мной в Ланьлин без духовных сил и оружия, чтобы отец понял, что ты безопасен, поможешь мне сделать то, что я должен сделать. Ты же любишь риск, - и только что тело продемонстрировало, насколько любит, так что отпираться бесполезно. Свободной ладонью Яо проводит по горлу  Сюэ Яна, двумя пальцами захватывает его подбородок, заставляя закинуть голову назад и увидеть поднимающийся в улыбке угол губ. - Так рискни, расслабься и доверься мне. Тебе точно понравится. А уж кто, кого и как поимеет, разберёмся в процессе.

Отредактировано Jin Guangyao (Понедельник, 5 апреля 20:05)

Слишком долго это продолжаться не может. Угроза не имеет смысла, если она не заканчивается ничем. Эта была нужна только для того, чтобы заставить Сюэ Яна услышать. И, Яо уверен, он слышит, несмотря на то, что использует её не вполне по назначению. Что ж, у всех свои развлечения, это - одно из самых безобидных.
- Ни в чём себе не отказывай.
Он прижимает осколок сильнее, так, что тот прорывает кожу и окрашивается кровью, но всё ещё не добирается до точки опасности. Следит за движением руки, сожалея, что не может одновременно видеть глаза Сюэ. Запоминает - не потому что это однажды может оказаться полезным, а потому что это нетрудно. Впрочем... кто может наверняка знать, что и когда окажется полезным.
Продолжает смотреть на неё и тогда, когда рука крепко перехватывает его запястье. Позволяет один за другим разжать свои пальцы, одновременно поглаживая за ухом Сюэ пальцами свободной руки - просто для того, чтобы напомнить, что свободная рука у него есть, и очень близко к точкам, нажав на которые можно лишить сознания. Напоминая о том, что не заинтересован в смерти своего тюремщика, во всяком случае, сейчас не заинтересован. О том, что им по пути.
Усмехается Сюэ Яну в спину, когда тот решает закончить купание, и не двигается с места, ощущая усталость, которой не чувствовал очень давно. Этой ночью он собирается выспаться, не обращая внимания на опасность, раз уж та надумала не только сопроводить его до самого Ланьлина, но и остаться рядом до конца. Без духовных сил, без нормальной еды и воды он устал настолько, что, по правде говоря, готов заснуть прямо сейчас, сидя у бочки с остывающей водой, но бродяжке вновь удаётся привлечь его внимание.
Та самая алая лента все-таки появляется вновь, и теперь лицо Сюэ Яна исполненно такой серьезности и решимости, как будто и в самом деле... Не может же он и в самом деле...
Яо сжимает зубы, проводит ладонью по своему горлу, на котором уже не заметна точка, оставленная мелкой тварью. Им по пути, и на этом пути они связаны? Что ж, новое правило в старой игре, так только интереснее. Может или нет, Яо подумает позже, а теперь только хмыкает в ответ на замечание о риске, ведёт плечом и закатывает промокший рукав, чтобы не мешал.
- Ты даже не представляешь, насколько мы похожи.
Сейчас можно уйти. Это и в самом деле Цинхэ, он видел через окно заклинателей в серых одеждах клана, значит смог бы выиграть время, найти кого-то из них, добраться с их помощью до Нечистой Юдоли и просить о помощи. Яо обдумывает это некоторое время, поднимается на ноги, но только чтобы в несколько шагов пересечь небольшую комнату и расположиться на кровати, которую любезно освободил для него Сюэ Ян.
- Я не голоден, шиди. Сегодня, пожалуй, нет.