Умение молодого господина Цзинь очаровывать дам любых возрастов восхищало до дрожи. Неприятной такой, словно за шиворот запустили целую пригоршню ледяных мурашей, и они теперь снуют туда-сюда по хребту, деловито перебирая холодными колючими лапками. Цин несколько отстранено наблюдала за разыгрываемой перед ней сценой, и думала, как же ей свезло, что Цзинь Гуанъяо ни разу не обрушил на нее весь арсенал своей вежливости и очарования. С таким молодым господином Цзинь можно было бы распивать чай, сидя летним вечером на веранде под стрекот цикад, перебирать струны гуциня, бросаясь друг в друга музыкальными фразами одна изысканнее другой или, на крайний случай, любоваться холодной луной долгой зимней ночью. И в этом до зевоты изысканном и пустом времяпровождении не было бы места ни вежливому сарказму, ни осторожной иронии, ни тихому стуку камней по отполированному дереву. Такой Цзинь Гуанъяо Цин не нравился. Не так как обычно, а необъяснимо по-другому. Она сама не могла толком уловить, в чем же разница, просто знала - она никогда бы не выиграла у него в Го. Ведь это было бы вопиюще неприлично. А ей нравилось у него выигрывать.
А вот сестры Фан были от молодого господина Цзинь в восторге. Три старушенции млели и задорно поблескивали помолодевшими глазами, от души наслаждаясь оказываемым им вниманием. Цзинь Гуанъяо так ловко и ненавязчиво вел ажурный плот из вопросов по затейливому руслу праздной беседы к нужной ему цели, что Цин как-то даже растерялась, услышав по-настоящему важный. Растерянность, впрочем, быстро сменилась разочарованием.
Конечно, никаких записей в деревне не велось. Кому они нужны, записи эти, только пергамент переводить, а он может сгодиться на что более нужное. На что такое нужное он может сгодиться, сестры тактично умолчали.
С другой стороны, отсутствие записей не означало отсутствия архива как такового. Вот же он, перед нею. Един в трех морщинистых лицах. Нужно только подобрать к нему правильный ключик. А к чему ей ключик, если рядом есть такая удобная универсальная отмычка? Если очаровательнейший господин Цзинь им еще пару раз улыбнется, обозначая ямочки на щеках, да отвесит пару комплиментов их мудрости - старушки сами все расскажут. Может, еще и выводами поделятся. Разум их, не смотря на весьма преклонный возраст, был ясен, как летнее безоблачное небо, а память подобна глыбе гранита. Ни щербинки не откололось под натиском времени.
Вести беседу со старшими поколениями у Цин всегда получалось лучше, чем со сверстниками. И она вклинилась в чужую беседу аккуратно и бережно, почти незаметно перетягивая внимание сестер на себя и задавая нужные ей вопросы. Как часто болели жители? Какими хворями? Как часто и легко ли рождались дети? В каком возрасте, обычно, оставляли земную суету старики? Не нужен ли деревни свой целитель – если бы она решила уйти на покой, то обосновалась бы в таком вот тихом и очаровательном местечке. Открыла бы аптеку – окружающий Юлин лес несомненно щедр на травы и прочие блага.
И по всем ответам выходило – нет, не нужен. И аптека ее прогорела бы. Прекрасное место, в котором последние лет семьдесят не было хворей страшнее насморка по весне, да больного горла по осени. И тут, внезапно, такое страшное горе. Боги отвернулись от них, не иначе. А все потому что нет у нонешнего поколения должного уважения ни к старшим ни к богам.
Цин слушала, сочувствующе кивала, а тревога внутри все росла и росла, сворачиваясь в животе тяжелым колючим комом. Ей бы очень хотелось, чтобы причина была именно в этом. В конце концов, с обиженным божеством можно попытаться договориться. Проклятие можно снять. А что ей делать со своими подозрениями, она понятия не имела. Разве что поделиться ими с рассудительнейшим господином Цзинь. Только вот чем делиться, если подтверждения им она так и не получила? Впрочем, как и опровержения.
- Хуа Шу искренне благодарит Цзинь Гуанъяо за оказанную ей помощь, - задумчиво проговорила Цин, когда они, попрощавшись и поблагодарив сестер Фан за увлекательнейшую беседу, покинули их скромное обиталище. – И не смеет более препятствовать его заслуженному отдыху. – Она подавила желание хлопнуть себя ладонями по щекам и повела плечами, сбрасывая с них тяжесть неуместной сейчас официальной вежливости. – Отдохните с дороги, - Цин улыбнулась слегка приподнимая краешки губ. – Она выдалась длинной, а завтра вам понадобиться много сил. А я прослежу за тем, чтобы больных устроили как должно. Увидимся утром, любезнейший господин Цзинь.
Вежливо поклонившись, она развернулась и быстро зашагала к дому, что благодаря усилиям господина Цзинь им выделили под лазарет. Слухи по любой деревне разлетаются быстро, и скорее всего даже куры уже знают, что грозная госпожа Хуа вознамерилась похоронить всю деревню до последнего человека. Надо пользоваться столь удачно сложившейся репутацией – глядишь и удастся кое что выведать.
Утро за хлопотами наступило быстро. Казалось, только вот серая прозрачность сумерек сменилась чернильной ночной гущей, а вот уже и светлеет край неба под лучами лениво поднимающегося – видать еще само толком не проснулось – солнца. Цин умылась холодной водой, только что принесенной к лазарету от колодца угрюмым деревенским, и попросила его проводить ее к их, с господином Цзинь, временной обители. Благо, она была не так уж и далеко.
Спать ей совершенно не хотелось – мысли, что роились, подобно потревоженному улью надежно гнали его прочь, поэтому в дом она не пошла – села на деревянной веранде внутреннего крохотного дворика, и обняв колени уложила на них подбородок, наблюдая за медленно светлеющим небом.
- Я не знаю зачем, но они все врут, - тихо сказала она, услышав за спиной уже знакомые шаги. За прошедший год она выучила малейшие нюансы этой легкой поступи. – И даже не могу понять – зачем или почему они врут. Но одно я знаю точно – к добру или к худу, но никакая это не болезнь.
[AVA]http://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/29/53522.jpg[/AVA]
- Подпись автора
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони — всё скачут и скачут.
А избы — горят и горят...
