Юньцин слишком сильно залип на губы, обхватывающие кусок шоколада, на движение, на форму, на каждую трещинку, чтобы сразу сообразить, о чём Вэньянь говорил.
- Маленьких ножек?.. – в голове вереницей пролетели самые жуткие варианты, от барабашек до случайных детишек, прежде чем он понял, что и сам соизволил перед тем пошутить. – А… да. Да. Охранный талисман – и никакого топота.
По всему выходило, что свой путь они не продолжат, не в ближайший час – точно. Может, и ближайший день… Может, и два дня… Вариант действительно устроить себе настоящий отпуск, хоть ненадолго, выглядел слишком соблазнительно, так же соблазнительно, как и мужчина в его руках, а времени было достаточно. Мировые бедствия никому не грозили, дело с саблей, по сути, касалось только Вэньяня, а тот не выглядел так, будто против ненадолго задержаться.
От касания губ к шее пробрало мурашками по всему телу, и Юньцин едва слышно выдохнул, коротко облизнув враз пересохшие губы, прикрывая глаза и вплетая пальцы в волосы на затылке мужчины, поглаживая кожу, а затем заставляя оторваться от своего занятия (с лёгким вздохом) и заставляя посмотреть в глаза.
- Хорошая идея, - он закинул ногу на пояс Вэньяня, заставляя вжаться в его тело и сам притираясь плотнее. – Как-то прохладно, ты прав, - Юньцин усмехнулся. – Но… - он коснулся подушечками пальцев губ, слегка приминая податливую мягкость, - ты мне ещё ничего не рассказал, так нечестно.
Желание вспыхнуло мгновенно, и желание вовсе не слушать истории – что Вэньянь мог почувствовать, - но раз он сам начал эту игру, то пусть соблюдает спонтанно установленные правила.
- А пока ты рассказываешь… Я подумаю, куда тебя поцеловать.
Ответ был простым – везде. Хотелось даже не целовать, просто вгрызться зубами, до кровоподтёков, разве что не выгрызть кусок. Но пока он просто запустил руки под одежду, поглаживая тёплую кожу, выглаживая каждую линию, попадающую под пальцы.
- Как тебе такое предложение? – Юньцин вопросительно вздёрнул правую бровь и принял вид человека, полностью и покорно согласного на все условия.

- Я… - Юньцин подался вперёд, придержав голову Вэньяня за затылок, и толкнулся языком между губ, утягивая в жадный, глубокий, но до обидного быстрый поцелуй.
На самом деле, вот из-за таких любопытных, вездесущих, сующих везде свой фотоаппарат и могли пострадать и сохранившиеся кланы заклинателей, и сохранившиеся удивительные существа, вроде русалок. Ну, те их них, которые не были способны свернуть незадачливому искателю приключений шею и сожрать его труп. О «неких бойких ребятах» Юньцин тоже слышал, вроде бы, или формировалась, или уже было сформирована специальная служба, занимающаяся именно подобными необычными случаями… Им она не интересовалась.
Зоозащитники, наверное, были рады получить статью о купальнике чьей-то любовницы.
- Почти не слушал, - ещё один короткий поцелуй Юньцин запечатлел в уголок губ, ещё один – вдоль скулы. Ещё – мазнуть губами по ресницам, с силой огладить плечи, спину, обхватывая руками за талию и перевернуть, нависая сверху, снова вжимаясь бёдрами в бёдра, давая почувствовать своё возбуждение. – Ты потом мне повторишь… Потом. Когда я выполню свою часть сделки.
Юньцин сполз, насколько позволяло место и относительное удобство расположения, вниз, задирая одежду, пока не обнажились литые мышцы живота. Ткнулся носом, закрывая глаза и просто втягивая в себя запах его кожи. Это какое-то безумие… И провёл, как хотел, широко и длинно языком, очертил самым кончиком окружность пупка. Юньцин понятия не имел, боится ли Вэньянь щекотки, что ж, самое время было это выяснить. Им ещё слишком многое предстоит узнать друг о друге… Со временем. Медленно. Так же медленно, как Юньцин, расстегнув джинсы, прихватывает зубами тонкую кожу внизу живота, оставляя лёгкий аккуратный отпечаток зубов, зализывая, зацеловывая, ведёт носом вниз, зарываясь лицом в пах. Его, только его, весь его, хотя бы – пока они здесь, вдвоём.
- Мне продолжать? – он приподнимается на локтях и вскидывает голову, сдувая упавшие на глаза растрёпанные пряди, и старается не смеяться, выглядеть очень серьёзно. – Или тебя хватит ещё на пару историй?

Юньцин обхватил пальцы губами, мягко касаясь языком, и выпустил изо рта.
- Ты ещё помнишь про сделки, - он тихо рассмеялся. Ему нравилось, дико нравилось смотреть на Вэньяня – такого: напряжённого в своём нетерпении, но всё ещё сдерживающегося, с потемневшим взглядом, от которого по всему телу пробирало волной мурашек, концентрирующейся где-то внизу живота.
Было жарко. От тел, слишком близко находящихся друг другу, от работающей печки, которую, конечно же, никто не полезет выключать, от их одного на двоих дыхания. Юньцин приподнялся, стягивая с себя толстовку сразу вместе с футболкой, и даже не почувствовал, чтобы привычно по плечам пробрало лёгкой прохладой. Сидеть во внедорожнике в три погибели было неудобно, но… весело. Так весело, наверное, не было со студенческих лет. Хотя нет, тогда не было времени веселиться.
Юньцин провёл руками вдоль тела, наслаждаясь ощущением упругих мышц, огладил голый живот, скользнул руками под так и не снятую одежду, на грудь, задевая пальцами соски, лаская их некоторое время. И обратно. И снова. Сам процесс завораживал, наверное, можно было сидеть так вечность, касаясь этого тела руками, если бы одних рук не было чертовски мало.
Несмотря на всё пережитое, знакомы они были всего ничего, и Юньцин действительно не помнил, когда настолько быстро сближался с кем-либо, до белых глаз, до стойкой потребности в этом человеке рядом. Хотелось… просто хотелось, со страшной силой, всё. Всё, что угодно. Всё, на что он обычно не решался или для этого требовалось куда больше времени. Ну или хотя бы для начала
Юньцин снова склонился над бёдрами Вэньяня, медленно стягивая с него джинсы и откидывая их прочь. Подцепил пальцами резинку белья и тоже потянул вверх, но отпустил, слегка прищёлкивая по коже с тихим смешком. Дразнил… или не мог решиться, или всё сразу, куда им теперь до условностей, куда до стеснения, поэтому бельё счастливо отправилось в компанию куда-то к джинсам, благо, за пределы машины не улетит. И развёл ноги Вэньяня в стороны, устраиваясь между ними и присасываясь ртом, вгрызаясь, как и хотел, в тонкую кожу внутренней поверхности бёдер, оставляя яркие, наливающиеся кровью следы, полукружья зубов, зализывая каждый укус, каждый поцелуй, но совершенно игнорируя член.

Вэньянь забыл про сделки, Юньцин забыл про очки, хотя обычно берёг их как зеницу ока, и не из любви, а потому что новые грозили влететь в кругленькую сумму. Но… забыл, да. Даже не обратил внимание, что что-то мешалось, потому заняться и так было, чем.
Он с ума сходил от жара кожи Вэньяня, запаха, того, как приятно было ласкать её… И того, что Вэньянь, скорее, терпит, пока он, Юньцин, удовлетворит свой интерес.
Член тоже ложился в руку очень удобно, и по нему не менее приятно было провести языком, собирая новый вкус, мягко обхватить головку губами, слегка сжать, посасывая, словно на пробу. Он нечасто занимался подобным, но помнил, что следует прятать зубы, даря такие откровенные ласки… Если тот, кому ты их даришь, тебе дорог.
Вэньянь был дорог. Не потому, что когда-то какому-то заклинателю был дорог другой заклинатель. Просто именно этот мужчина, с которым они познакомились совершенно случайно. Не предназначение. Не связь через века. Просто – случайность. И восхитительные последствия этой случайности.
Приятная тяжесть растворялась на языке. Юньцин расслабил горло, начиная двигаться и пытаясь взять так глубоко, как только сможет, не то, чтобы полностью… Но этого, наверное, и не требовалось. Хотелось просто доставить ему удовольствие, безо всяких условий и условностей. И себе. Дико возбуждала мысль о том, что Вэньяню хорошо. Так же дико, как бесили так и не снятые собственные штаны, тесные даже несмотря на тонкую ткань, и он запустил под пояс штанов руку, лаская уже себя в такт движениям, и едва сдерживая заглушенный стон, которому всё равно бы не удалось сорваться с покрасневших губ.

В том, как Вэньянь придерживал его голову, мягко и в то же время совершенно отрезая все пути отступления, было что-то настолько будоражащее, что просто хотелось спустить в штаны от собственной руки и члена между натёртых уже докрасна губ. Выпустил член изо рта, позволяя себе крепче сжать пальцами ствол, проходясь по всей длине, лаская языком и губами крупную яркую головку. Спустился ниже, касаясь кончиком языка мошонки, лаская и вбирая губами яички, упруго толкнулся языком в промежность… Но нет, это, пожалуй, потом. Весь рот был мокрым, и по подбородку стекала слюна, но было слишком не до того, чтобы её вытирать.
Он уставился на Вэньяня совершенно диким, затуманенным взглядом, жадно ловя каждую черту, каждую встрёпанную прядь, каждый вздох и каждую капельку пота, стекающую по коже, откровенно вздрагивая от всё усиливающегося возбуждения, рискующего перелиться через край в самое ближайшее время. Прекрасен… Юньцин его сейчас почти любил и дико, до полного безумия, хотел. Именно такого, именно его. Слизнул блестящую капельку смазки, пощекотал кончиком языка крошечное отверстие, снова принимая член в рот почти полностью, плотно обхватывая губами. Головка уткнулась в заднюю стенку глотки, но он готов был с этим мириться. Хотелось слишком многого… а выбирать приходилось что-то одно. Прямо сейчас, когда и сам не заметил, как в штанах уже мокро. Хотелось почувствовать его вкус. И принять его в себя, полностью.

Юньцин закашлялся, когда в горло ударила тугая струя, проглатывая часть спермы, но часть потекла по губам. Наверное, он погорячился, взяв так глубоко… Горло немного саднило, но он почему-то был окончательно, бесповоротно счастлив.
Правда, следовало только отдышаться.
Он приподнялся, откидываясь назад и приваливаясь спиной к дверце автомобиля. Облизал губы, собирая на язык белёсые потёки. На штанах спереди красноречиво расплывалось пятно, и Юньцин понятия не имел, где и как будет их стирать. Придётся всё-таки доставать брюки… И надеяться, что их хватит надолго. По крайней мере, чтобы добраться до храма.
А вот на обнажённое тело рядом было смотреть очень приятно. Просто бездумно ласкать взглядом, как всего лишь недавно ласкал руками и языком. И пусть чёткие линии перед глазами немного плыли, нельзя было сказать, чтобы в очках его взгляд стал намного чётче… сейчас.
Почему с этим человеком так невыносимо хорошо?
Юньцин, наконец, стянул штаны, комкая и отбрасывая куда-то в сторону, лёг рядом, вытянувшись всем телом, насколько это было возможно. Перевернулся набок, приподнимаясь на локте и подпирая кулаком щёку. Задумчиво поводил пальцем по крепкой, загорелой груди. И столько всего хотелось сказать, и не хотелось говорить ровным счётом ничего.
- Думаю, нам снова придётся залезть в это озеро.
И, возможно, утопиться там. Или не топиться. Главное, чтобы посреди озера не всплыла внезапно какая-нибудь тварь. Ну, или подглядывающий Лун-ван. Но у Лун-вана, если разжалобить, можно, хотя бы, выпросить себе что-то полезное…
Но, вместо того, чтобы хоть как-то двигаться и хоть что-то делать, Юньцин снова улёгся рядом, забрасывая на Вэньяня бедро, и приобнял одной рукой, подтягивая к себе вплотную. Желание, может, временно, но пока успокоилось, и хотелось просто… лежать?
- Знаешь… - он как-то задумчиво выдохнул. – Плевать на всех этих Хан Линвэней и Вэнь Юней, но… Такое ощущение, что я тебя слишком долго искал. И нашёл, наконец.
И немного смутился от такой откровенности, наверное, слишком сладкой и неуместной, самой сладкой из всего, что доктор Мо только мог произнести, и подумаешь, что думал он именно то, что и сказал…
- А может, просто давно никого не было, - хмыкнул он как-то тихо, пытаясь замаскировать собственную неловкость. Но прижался только теснее. – Я бы задержался здесь ненадолго. Но мы уже сожгли, сожрали или порвали всё, что у нас было. Кстати… - Юньцин покосился на продранную обивку. – Надеюсь, у тебя есть сбережения, потому что внедорожник точно пятьдесят на пятьдесят.

- Только не говори, что ты собираешься охотиться с мечом на сусликов… - скрывая смущение на заявление о собственной уникальности, Юньцин тихо фыркнул, малодушно спрятав лицо куда-то между шеей и плечом Вэньяня. – От суслика после твоей Шайнинг ничего не останется. А как сдирать с него шкуру? У меня нет маленького ножа. А жарить? А, кстати, ты подумал, что у него могут быть глисты? Я потом лечить тебя не буду.
На самом деле, в этом мире, обычном, незаклинательском мире, было слишком много опасностей. Инфекции, паразиты, всякие болезни, иногда куда как неприятнее искажения ци, хотя отмечалось, что все они идут именно из-за искажения, здоровый организм не заболеет никогда. На самом деле, болели и заклинатели, правда, давалось это всё им куда легче. Да и мифических долгожителей Юньцин не помнил, из тех, чьё существование в мире можно было документально подтвердить. Некоторым старейшинам было и сто сорок три года, и все сто пятьдесят, но чтобы обычный человеческий возраст превышался на сотни лет… Элементарно не выдерживало простое тело. Зато дух, как было принято считать, возносился на вершину бессмертного блаженства.
Правда, если тебя проткнут мечом во цвете лет, никакое вознесение не поможет.
- Я давно планировал обзавестись машиной. Правда, не такой и не в таком состоянии, но это, видимо, судьба, - Юньцин вздохнул. На самом деле, многие из вещей в его жизни, приходили в эту самую жизнь совершенно случайно, и недобитый внедорожник не слишком выбивался из общего ряда. – И я тоже говорил, что ты мне нравишься, - добавил он в конце.
Не хотелось загадывать, сколько времени они проведут вместе и захочется ли им вообще быть вместе, когда всё это закончится, а заканчивается, как известно, всё. Но этот день пока ещё принадлежал им двоим, поэтому не стоило его тратить на разговоры о проблемах. Какие могут быть проблемы, когда рядом Вэньянь?
Юньцин привык, что на его плечах постоянно находится если не одна, так другая гора самых разнообразных дел и ответственностей, а в зубах – кто-то, кого надо тащить. Младшие ученики в храме, пациенты, приятели со сложной судьбой… Он никогда не прятался от чужих проблем (что неправильно, как пеняли ему некоторые знакомые), а иногда грешил и тем, что пытался всё решить за этих людей, чуть ли не насильно «осчастливливая». Ему не нужна была благодарность, просто так казалось правильно – разве не этому его учили всю жизнь?
Но сейчас хотелось совершенно другого. Ну, например, чтобы Вэньянь как-нибудь сам разобрался с той же машиной. Наверное, это просто подкрадывались лень и старость…
- Сегодняшний день всё ещё наш. Завтра… будет завтра.
Завтра, конечно, придётся вспомнить об их цели.

- Откажу, - Юньцин закусил губу, почти сдерживая тихий стон, - сожрал какую-то гадость – сам виноват.
Вэньянь ещё не сделал ничего такого, а этим рукам уже хотелось подчиниться, и даже никакое врождённое упрямство не спасало от того, как плавилось тело от каждого прикосновения. За такое короткое время Вэньянь подозрительно быстро выучил, как и где следовало касаться, чтобы заставить Юньцина потерять голову (где угодно и хоть как-нибудь).
- И лечить не буду, мучайся.
И низ живота уже скручивало мучительно сладко, Юньцин толкнулся бёдрами в руку, ласкавшую член слишком медленно, ну в самом деле, словно уже сейчас он был в чём-то виноват и бросил на произвол судьбы и тушканчиков, и нуждается в такой жестокой пытке… Как скоро они оба успокоятся, или им всегда будет мало? За столько-то лет, которые их души, или кто они там, не могли нормально потрахаться.
Хотя они и сейчас никак не могли нормально потрахаться, чтобы с ужином в ресторане, ну или дома, с кино для галочки, с постелью, подушками и прочими одеялами, которые обязательно окажутся скомканными либо на полу, либо где-то в углу кровати, со стуком в стены от соседей, с внезапно вернувшимися… Ах, да, Юньцин живёт один, а вот у Вэньяня есть сестра… Но вряд ли их отношения на том уровне, чтобы знакомиться с родственниками.
Но если у них будет что-то общее, что-то простое, что-то земное и человеческое, типа машины, это будет… приятно? Да, пожалуй, так. Приятно.
Но сейчас не о внедорожнике, хоть они и очень неплохо в нём устроились. Юньцин лёг на спину, потянув Вэньяня на себя, заставляя лечь сверху. Быть прижатым горячим телом тоже было приятно, хоть ему и нравились… очень разные позиции. Можно было обнимать широкие плечи, гладить кожу, зарываться пальцами в волосы – и, главное, целовать. Бесконечно долго, забывая про воздух, словно весь смысл жизни сузился до этих губ.
- Буду смотреть, как ты страдаешь, - с тихим смешком он выдохнул прямо в губы, разорвав очередной поцелуй и снова потянувшись за новым, не давая ответить ни слова, и почти не дав перевести дыхание.

Почему-то страдал вовсе не согласный на это Вэньянь. Не его тягуче-неспешно растягивали пальцами, превращая процесс в сладкую пытку. Принимать сейчас даже пальцы казалось несравнимо проще, чем тогда, в лесу, после долгого перерыва в сексе и с так-себе-смазкой, когда за них всё решил адреналин. Сейчас всё было по-другому, но не менее хорошо. Что не мешало желать большего, мелко подрагивая, цепляясь пальцами за плечи, и тоже – не так, как тогда, не пытаясь пустить кожу на лоскуты собственными ногтями. Зацеловывая губы до красноты, не отказывая себе в удовольствии прихватить зубами, оттянуть, выпустить, залезать лёгкий укус, повторить снова. Скользнуть губами вдоль скулы, жаля короткими мелкими поцелуями, прижаться за ухом, всасывая тонкую кожу, чтобы обязательно остался след. Развести бёдра как можно шире, подставляясь, просто откровенно предлагая ему себя, ещё теснее вжимаясь в крепкое тело, так, что остаётся только срастись кожей.
- Если ты сейчас меня не трахнешь, - мягкий поцелуй у основания шеи и жаркий шёпот по влажной коже, - я тебя убью. Медленно, - Юньцин двинул бёдрами, с силой насаживаясь на его пальцы, - очень медленно. Чтобы ты страдал как я.
Будучи достаточно терпеливым в жизни, он ненавидел долго сдерживаться в постели, желая хоть где-то, но получать всё и сразу. В конце концов, не возбранялось и несколько раз, у них не только весь день впереди, но и вся ночь, а помешать может, разве что, землетрясение, наводнение или падение Луны с неба аккурат на крышу их автомобиля. Но в неспешных ласках Вэньяня было что-то такое, чтобы хотеть больше, хотеть именно их, и хотеть, чтобы он, наконец, уже взял его… Юньцин словно бы уже забирался вверх по этим трём или четырём тысячам ступеней, желая, наконец, достичь цели. Разве что этот путь не шёл ни в какое сравнение с тем, как Вэньянь касался его.
И он снова целовал эти губы, это лицо, не желая упускать ни единой черты, и очень приятно было ловить губами малейшие движения ресниц, слизывать мелкие капельки пота у виска, катая на языке солоноватый привкус, уже успевший стать родным. И мягко, очень мягко оглаживать сильную спину, дурея от ощущения литых мышц под руками, спрятав все когти… пока.

Ощущение горячих пальцев на горле враз выбило весь воздух из лёгких, даже не пережимая никаких дыхательных путей, просто потому что. Юньцин и сам не знал, почему. Никогда не имел мыслей о… чём-то подобном, потому что никогда не был готов передать контроль над собой настолько, но сейчас низ живота моментально свело сладкой судорогой, взрываясь пульсирующим возбуждением. Рано, ещё рано…
Ещё… Юньцин охнул, когда его почти сложили пополам, а губы накрыли очередным жадным поцелуем. Его член оказался плотно прижат между их телами, и это ощущение тоже сводило с ума, а за то, что у Вэньяня ещё были силы его дразнить, и правда на какой-то момент захотелось убить… мучительно.
Он не стал сдерживать громкий стон, когда внутри, наконец, оказался член, сразу настолько глубоко, что терялись последние остатки разума, пропадая в нахлынувших острых ощущениях, и только крепкие руки, удерживающие на месте, хоть как-то обеспечивали связь с миром. Твою мать, это слишком, крышесносно хорошо.
Юньцин обхватил руками Вэньяня за шею, нет, не пытаясь придушить, пытаясь хоть как-то удержаться на грани реальности. Он был полон до краёв – им одним, во всех смыслах.
- Разве не видишь – как?.. – и снова захлебнуться собственным стоном, когда член врезается в тело слишком глубоко и сильно, и хочется банально ещё, хочется даже просить об этом, ведь их никто не услышит, и он просит, иногда теряясь в бесконечных поцелуях. Вэньянь, с ним, полностью его. Когда-нибудь Юньцин найдёт слова и скажет, как тот ему дорог, как дорога каждая секунда рядом, и что ни от одной он ни за что не хотел бы отказаться. Но пока может только показать – губами, руками, принимая его в себя так и в том темпе, в котором он хочет, потому что их желания давно уже перестали различаться.

Хорошо, что они, хоть и находились высоко в горах, но стояли всё же на обширной ровной площадке у озера, а не на краю обрыва, иначе бы рисковали улететь вниз, несмотря на все тормоза, вместе с внедорожником, долгом за него, совестью, мировыми проблемами… не заметив это.
Даже если это не продлится долго. Даже если они разойдутся в разные стороны, как только покончат с этими проблемами «мужиков на мечах». Впору вспомнить дурацкие цитатки по типу «улыбнись, потому что это было»…
 И было настолько безумно, что только и оставалось шептать его имя на разные лады, просто имя, самое лучшее – Вэньянь. Все стоны, требования и просьбы слились в одно – Вэньянь. Наверное, он мог бы кончить от одного его вида – разгорячённого, потного, сгорающего от желания, с совершенно диким тёмным взглядом, полностью невероятного. Хотелось его всего, целиком только себе, всё равно, как, но сейчас Юньцин мог только отдаваться, скользя спиной по обивке сидений (ни в какое сравнение с корой, ни за что её не сменит, если выкупят автомобиль), подаваясь навстречу бёдрами, всем телом, плотно сжимая внутри себя член, насаживаясь каждый раз с силой и входя в какой-то рваный, бешеный ритм, идеальный. И пусть он давно уже балансировал на самой тонкой грани, оргазм всё равно накрывает незаметно, с головой, так, что сначала перехватывает дыхание, а дальше всё выплёскивается в какой-то дикий стон на грани лёгких, за такие стоны обычно стыдно перед соседями… всю жизнь.
Вспомнить, как заново дышать, кажется тоже поначалу чем-то нереальным, Юньцин даже отстранённо думает, что теперь точно знает, как это – когда душа выходит из тела и отправляется бродить, хрен знает, куда, а потом не успевает вернуться вовремя. Примерно это он и чувствовал. Вот точно, что маленькая смерть…
- Бля… - он тихо рассмеялся, не открывая глаза. Он вообще только сейчас понял, что успел крепко зажмурить их, а не просто, ну, потерял зрение. От крайне острого возбуждения, да. - Вэньянь… - доктор Мо не знал таких слов. То есть, знал, конечно, но обычно не употреблял. Портит ауру и всё такое… - Ты охренительный. Нет, ну просто… Только попробуй меня бросить. Или сдохнуть. Я же тебя найду… Найду и заставлю жить с собой.
Он нёс полный бред, и ему даже почти не было стыдно за то, что несёт. Может, быть, позже. Если он вспомнит хотя бы слово из всего, что говорил. Наверное… Только сейчас Юньцин и мог всё это сказать. В изменённом сознании, либо напившись до смерти… Либо натрахавшись.

- Пить? – на самом деле, сейчас, зацелованный, заласканный и, чего уж, затраханный, он вообще не хотел двигаться, но почему-то спокойно лежать на месте тоже не давало какое-то внутреннее упрямство. – Да, я принесу, - поэтому Юньцин высвободился из кольца тёплых рук, не без сожаления, чмокнув Вэньяня в уголок губ на недолгое прощание. Прозвучало это всё так буднично, будто он сейчас встанет, оденется и спустится в магазин на первом этаже дома. Почему-то… хотелось сделать что-то преувеличенно-домашнее. Кошмар какой…
С тихим смешком Юньцин перевернулся на живот, приподнимаясь на руках и ногах, по бёдрам потекло, и, наверное, впервые в жизни это ощущение не бесило. Для начала – он просочился к приборной панели, отключая отопление, потому что внутри было и так чересчур жарко. На самом деле, кошмар как. Нет, возможно, когда тело перестанет гореть, они и придут к выводу, что осень в горах – это, всё-таки, осень в горах, но не вот прямо сейчас.
Он вроде бы помнил, что бутылка воды должна была где-то валяться неподалёку, но совершенно не помнил, сколько там осталось воды, поэтому принципиально нужна была новая. А воды Юньцин набрал, удобно всё сложив в цянькунь (лучше бы набрал ещё и еды), но вот местоположение пальто определить было… сложнее. Пришлось перегнуться через переднее сидение, выуживая то с пола, но оплакивать бежевый кашемир было некогда.
На самом деле, его учили, что использовать цянькунь как обычный рюкзак – неуважение к искусству мастеров. Носить с собой необходимо было то, что принято скрывать от непосвящённых – оружие, талисманы, пилюли… Но не смену белья, бутылки с водой, пачку орешков и старый плед «на всякий случай». Юньцин мог бы поспорить, утверждая, что с набитым рюкзаком снизится манёвренность во время боя. Да и вообще, мужики с мечами в кино таскали в своих мешках, рукавах, сапогах всё самое что ни на есть разнообразное. Поэтому он вернулся обратно и с бутылкой воды, и с пледом, скручивая крышку и присасываясь к горлышку, грозя за один раз её если не допить, то ополовинить точно, второй рукой пытаясь расправить плед и натянуть его на Вэньяня.
- Кстати, - Юньцин, наконец, соизволил напиться и честно передал остатки воды Вэньяню. – Ты не думал попробовать полетать на своей Шайнинг?
Правда, эта сабля размером с истребитель, но и в горах никого не было, кроме заикающихся от страха сусликов.

- Да-да, я не подумал.
К этой сабле действительно лучше было не прикасаться лишний раз, хотя Юньцин и сам бы с удовольствием её изучил, но ему самому, очевидно, прикасаться к ней не стоило гарантированно.
- С тоннелями в ушах? А что в этом плохого? – он удивлённо посмотрел на Вэньяня. – То есть, я хочу спросить, если внешний вид – единственный недостаток этого парня?
Выглядела, конечно, юная парочка колоритно. Зефирного вида девушка и типа «крутой опасный парень», от которого всё равно слишком сильно отдавало подражанием айдолам, чем действительно плохим парням. Таких фото был полон весь вейбо, и Юньцин не мог углядеть в нём чего-то такого… Но Вэньянь, как старший брат, видимо, мог.
- Ну… Если всё серьёзно, ты можешь… поговорить с ним? – рискнул предположить Юньцин.
Проблемы старших братьев ему не были знакомы. Точнее, не с той стороны, потому что ни одному из младших братьев в монастыре не приходило в голову фотографироваться с парнями в татуировках. И он не знал, аналогию с какой из жизненных ситуаций можно было тут провести… Пожалуй, мстительные духи подходили не слишком, к чему будить родственную паранойю Вэньяня?
- Девушка, вроде, выглядит счастливой… - пожал он плечами. – Это же неплохо? В конце концов, руки и ноги поотрубать ему ты всегда успеешь.
Конечно, после этого у Вэньяня начнутся проблемы с законом, он пустится в бега, его сестра впадёт в депрессию, а Юньцину придётся прятать своего парня в одном из измерений, потому что даже виноватого во всех смертных грехах Вэньяня он на расправу закону отдать не сможет, проще будет убить его самому… Так, стоп. Почему-то этот… сценарий показался резко знакомым.
И не только он.
Подтянув к себе штаны, он достал из кармана кулон. Синий камень едва заметно мерцал – или же это просто казалось. Скорее всего, казалось. Но вот оправа внезапно показалась очень простой и понятной. Не замысловатое сплетение линий, а простые четыре иероглифа: «связь» и «защита».
Словно обжёгшись, Юньцин как-то резко засунул кулон обратно в карман.
- Так что там с парнем?

- Меня? С твоей… сестрой?..
На мгновение стало жутко. Очень-очень жутко, и не потому, что Юньцин боялся юной девушки, нет. А если он ей не понравится? А если они не найдут общий язык? Секс сексом, но семья – это семья, и вряд ли Вэньянь будет поддерживать отношения с кем-то, кто в эту семью не смог вписаться…
Так, ладно. Как будто это должно произойти прямо сейчас. Как будто… это вообще должно произойти. Какая-то внутренняя защита пыталась удержать мозг Юньцина на грани и не дать тому свалиться в окончательную влюблённость, которая и шла в комплекте со всеми этими знакомствами с родственниками, всё это «жить вместе» и так далее… Он невольно вздрогнул. Всё это должно было подождать. Пока они не закончат дело, иначе можно натворить глупостей.
К тому же, как он мог себе позволить влезть в эту семью после таких признаний? Юньцин не нашёлся с ответом, просто обняв Вэньяня.

А что до кулона… Юньцину почему-то не очень хотелось говорить свои мысли на этот счёт. Но выглядело всё так, будто на него было наложено заклинание связи души, и сложно было сказать, не было ли оно завязано и на самой душе, но если так, то… Всё объяснялось до смешного, до обидного просто.
И почему-то в самой глубине сознания неприятно скребло то, что это не Юньцин случайно встретил Вэньяня. То есть, он его встретил, конечно, но неслучайно. Потому что кто-то спланировал всё давно, связав их души воедино и протянув связь сквозь столетия, чтобы, когда один обретёт силу, второй смог его удержать. Он не хотел исправлять чужие ошибки. Он хотел… просто жить?
В то же время, скорее всего, если бы Вэньянь не встретился в этой жизни с саблей и не пробудил свою сущность, они бы могли никогда не встретиться.
Но так получилось, что без Вэньяня его жизнь уже не будет казаться… полной.
Имел ли Вэньянь право знать? Да, наверное. Но почему-то было… неловко? Даже после всего, что они вытворяли – слишком интимно.
Но и не ответить на это беспокойство Юньцин просто не мог. Поэтому, глубоко вздохнув, всё-таки сказал:
- Это амулет связи душ. Тот Вэнь Юнь привязал себя к Хан Линвэню. Но… - он погладил камень пальцем, - сработал он только сейчас. Мне кажется, это связано с пробуждением сабли. Это всё как-то связано, но я не знаю, как. Если я всё понимаю верно… Как только ты бы пробудил в себе дух Хан Линвэня, прикоснувшись к сабле, мы с тобой обязаны были бы встретиться. Если, конечно, оба живы на этот момент. Возможно, как-то так оно и срабатывало раньше… Возможно, нет. Я думаю, если бы было несколько воплощений, ты бы видел все, а не только самое первое. Значит… что-то шло не так.
Оставалось надеяться, что в этой жизни всё будет «так».
- Как бы то ни было, а, похоже, - Юньцин усмехнулся, склоняя голову и надевая амулет на шею, что уж там. Куда его ещё. – Я действительно должен тебя защищать.