Сын шлюхи из Юньмэна и главы ордена Ланьлин Цзинь. Последовательно был адептом Цинхе Не, Ланьлин Цзинь, Цишань Вэнь. Поднялся по карьерной лестнице, попутно падая с лестниц не метафизических. Был признан законным сыном Цзинь Гуаншаня, после его смерти за неимением других наследников адекватного возраста стал главой Ордена, позже - Верховным заклинателем. А потом все пошло не по плану.
Главная мотивация - любовь к власти и стремление к справедливости (в своеобразной личной трактовке этого глубоко философского  понятия), при этом с властью обращается умело. Не брезгует идти по головам, в то же время трепетно относится к тем, кто, в свою очередь, хорошо отнесся к нему самому. А впрочем, трепетное отношение не отменяет манипулирования этими людьми и использования их, в том числе и в качестве заложников (но, конечно, он никогда даже не думал причинить им вред)

"Улыбайся людям", - всегда говорила мать. - "Улыбайся, и живи так, чтобы ничто не мешало тебе засыпать по ночам".
Это были хорошие советы, из них получился отличный панцирь, который защищал и от презрительных насмешек, и от откровенного пренебрежения, и от лишних сомнений. А когда они все равно одолевали, нужно было лишь решить, что именно мешает заснуть, и уничтожить это раз и навсегда. С кроткой улыбкой, разумеется.
Он совершил не одно преступление для того, чтобы добиться всего того, чего заслуживал, глупо было бы отрицать это. Какие-то из них так и остались покрыты тайной, некоторые из-за глупой недальновидности выплыли наружу, большинство переложат на голову бывшего главы ордена Ланьлин Цзинь и Верховного заклинателя уже после его бесславной смерти - разумно, он и сам поступил бы точно так же. У каждого преступления было имя - но что из этих преступлений действительно было ошибкой, за которые он должен раскаиваться? 
Цинь Су? Не имея никакой возможности отказаться от этого брака, он обращался с ней так, как и подобало - как с любимой сестрой, и последствия того единственного раза, когда она была ему женой, исправил. Своими руками, как тяжело бы это ни было.
Не Минцзюэ? Долгая игра, в которой мог и должен был победить только один, а поражение означало смерть. Он просто победил. Пусть лишь на какое-то время.
Цзинь Гуаншань? Отец, от которого он получил больше, чем хотел бы, на которого - как ни отвратительно было признавать - всегда походил больше, чем на мать, больше, чем на него был похож любой другой его сын. Но кто в здравом уме назовет заслуженную месть преступлением? Лишь тот, кто не знает, что значит четырнадцать лет своей жизни видеть, как родная мать, как маковым соком, упивается своей верой в того человека, для которого она просто испорченная грамотой проститутка. Тот, кто не может даже вообразить, каково это - самому испытать эту веру, а потом, благодаря ей, пересчитать собственным телом все ступени парадной лестницы Башни Кои.
Множество имен, множество преступлений, множество острых, как струны гуциня, нитей сплелись в одну сеть. Как же не осудить сына шлюхи, забравшегося на самую вершину! Как рассмотреть за этой сетью все то, что он, добравшись до этой вершины - руководствуясь исключительно собственным порочным властолюбем, само собой - смог сделать, чтобы дать миру заклинателей такой толчок в развитии, которого тот не получал уже сотни лет, да и не получит. Сложно - и никому не нужно. Человек, который жил так, чтобы ничто не мешало засыпать по ночам, останется просто лжецом и убийцей.

До конца четвертой недели оказалось слишком много дней. Или в этих днях было слишком много часов, за которые Цзинь Лин имел возможность самолично убедиться в том, что слухи о жестокости главы ордена Юньмэн Цзян нисколько не преувеличены, а может даже приуменьшены. Что правда, дядя прекрасно обходился без зловещих орудий и темных подвалов, но его секретным методам наверняка позавидовали бы лучшие императорские палачи. В его распоряжении вместо пыточных орудий были бесконечные цифры, плохо отличимые друг от друга документы, значительная часть которых была поднята из старых архивов и теперь щедро делилась своей пылью, распоряжения Цзинь Гуаншаня, распоряжения Ляньфан-цзуня, распоряжения, которые уже успел выдать сам Цзинь Лин, не подозревая об этом. Одни бумаги ссылались на другие, другие для понимания требовали третьи, и всему этому, казалось, не будет конца. Несколько раз удавалось сбежать - не дальше тренировочного поля, конечно, но такие передышки давали шанс пережить атаку новыми знаниями, которые помимо желания нового главы ордена, заставили его испытывать куда больше уважения ко всем предшественникам, какую бы славу те себе ни заслужили, что само по себе было непривычно и утомительно. А понимание того, что дядя большинство этих премудростей постигал своими силами, вообще лишало воли к сопротивлению и временно возводило того почти в ранг небожителей. Ощущение того, что ещё немного, и он, Цзинь Лин, станет великим главой великого ордена, сменялось полным отчаянием от собственной безнадёжности, а сверху на все это сыпались все новые и новые цифры и факты. Когда пришло сообщение, что в дальней деревне у горы Дафань наблюдатели заметили человека, которого раньше там не было, он как раз пытался выбраться из-под одного такого сугроба или хотя бы устроиться в нем поудобнее. Появление адепта с этой новостью все решило, и, подскочив из-за стола, Цзинь Лин лично помчался по коридорам и лестницам башни Кои, чтобы разыскать дядю и сбивчиво пересказать ему услышанное.
На сборы много времени не понадобилось. Сборов, по большому счету, и не было. И свой путь на этот раз они проделали куда более скрытно, чем в предыдущий, сойдя с мечей довольно далеко от пещеры, где предстояло ждать гостя. Путь предстоял непростой, но, безвылазно просидев над бумагами неделю, Цзинь Лин был рад каждому шагу и каждому глотку свежего лесного воздуха, наполненного запахом перезревших лесных плодов и прелой листвы.
- Как думаешь, что он собирается делать? - в конце концов, беречь дыхание надоело, а вопросы, которых скопилось немало, жгли язык. - Может, не стоило убирать сети?
Убрать их пришлось после того, как стало понятно, что для любого заклинателя, который был бы хоть немногим умнее тех простаков, урожай которых не так давно висел на деревьях здесь неподалеку, обнаружить сеть божественного плетения, а значит, понять, что за ним идет охота, не составит труда. Тот, кто с десяток лет любовно растил пожирателя снов, незаметно подкармливая его жизненной силой окрестных крестьян, не должен был оказаться дураком, но отказываться от такой продуктивной идеи, ещё и на корню загубленной в прошлый раз, конечно же не хотелось. Кроме того, Цзинь Лин не совсем понимал, был ли у дяди какой-то план лучше этого, или все сводилось к тому, чтобы действовать по обстоятельствам. Последнее, в общем, было не так уж плохо, в последний раз, например, эта тактика принесла победу над внушительным порождением тьмы вместо какого-то там цзянши. Правда, сложно было забыть, что во многие другие разы она же приводила Цзинь Лина практически на край гибели, а иногда и на пару шагов за этот край. Но на этот раз у них было весомое преимущество перед врагом - элемент неожиданности - и риск из форменного безрассудства превращался в благородное дело.
Цзинь Лин собирался спросить ещё что-то, когда его внимание привлекло какое-то движение, которое он уловил краем глаза. Совсем не похожее на то, как на прошлой ночной охоте скользили между деревьев несомые тени сновидений. Опасаясь выдать свое присутствие, он молча ухватил главу Цзян за плечо и выразительно кивнул в ту сторону, где заметил чужое присутствие. Впрочем, его источник, кажется, и не пытался скрыться. Человеческая фигура медленно и как-то странно шагала сквозь лес, совсем не так, как обычно ходят люди. Но и на то, как, неуверенно и бездумно, передвигаются мертвые, тоже было не слишком похоже. Правда, вспомнив непривычно бодрого Чифэн-цзюня, Цзинь Лин все же решил не спешить с выводами, с сомнением поглядел на дядю и почти шёпотом уточнил.
- Это... лютый мертвец?