"Ты ведь обещал..."
Чаша со звоном упала с рук Цзян Чэна, разбиваясь на тысячу мелких осколков. Рука дрожала, осознание все еще было затуманено, а к горлу подкатил ком, который с тяжестью удалось сглотнуть. С тех пор, с тех самых злосчастных пор, он не мог прийти в себя, собраться с духом, и чувствовал себя разбитым, подобно этой чаше. Плохо. Сознание отказывалось принимать какую либо истину, ядро внутри хотелось расплавить, и навсегда остаться забытым, словно Ваньиня никогда и не существовало. Хотелось бросить все, сбежать, уйти, или как обычно говорят люди: провалиться под землю. Зачем ему это все? За что? Рука с яростью сжимала собственные одежды, которые хотелось разорвать.
В эти дни никто не смел беспокоить главу ордена Цзян. Сколько посуды разбилось за такое короткое время, еда часто оставалась нетронутой и холодной и все только из-за него. Только из-за этого Вэй Усяня. И вновь вопрос: за что? За что ему такое наказание, это незнание, эта боль? Это был равный обмен, но почему же... почему Цзян Чэн до сих пор чувствует вину именно за это. За это ядро!
Неужели это он вынудил своего брата пойти по кривому пути? Бред, и даже если правда, Усянь заслужил это! По его причине были убиты родители Чэна, по его вине умерла единственная его сестра, а их племянник остался сиротой, причем круглым сиротой, ведь его отца убил тоже Усянь! По крайней мере, этим себя успокаивает Цзян Чэн, он надеялся, что не он виноват во всех бедах, он надеялся...
Все надежды, точно как и все эти чашки и он сам, разбивались, и осознание, принятие, все это, пусть и постепенно, приходило к нему. Он уже не тот подросток как раньше, он знает что хочет, что ему необходимо, а что напротив - нет, что для него плохо, а что хорошо, но сейчас проблема заключалась далеко не в этом.
Ему нужна была поддержка. Близкий, мудрый человек, который легким прикосновением к плечу слегка облегчит это тяжелое бремя. Впервые в жизни он пожалел что у него до сих пор нет спутницы (А возможно ему не хватало спутника), которая бы поддержала его мудрым советом, разделила бы с ним его горькую участь и просто, сидела бы рядом тихо и благородно, лишь положив свои ладони поверх его. Казалось бы, десткие мечты, но зачастую, взрослые больше нуждаются в сказке, чем дети.
События в храме Гуаньинь он точно не забудет. Никогда.  Слишком глубокая рана, от которой непременно останется шрам.
Как же он ненавидил Гуанъяо, а ведь тот всегда был прав. Он был прав, когда говорил, что Цзян Чэн не думает ни о ком кроме себя, он был жутко прав, когда говорил, что если бы он хотел, то ни его и ни его брата не постигла бы такая участь. Но то что сделано то сделано. В прошлое, как бы нам не хотелось, вернуться не возможно. Часто мы сами создаем эти иллюзии, мечты, представляя то, что бы мы сделали, если бы у нас это удалось. Это так не работает. Суровая жизнь не позволяет этого. Если бы люди могли возвращаться в прошлое, то возможно, ошибок бы и вовсе, не было. Но расскаяться всегда можно. Если у тебя не такой характер как у гордого главы Цзян, естественно.

Вода казалась горькой, из-за чего пить её не хотелось. Хотелось забыться в алкоголе, забыть о всех проблемах, утопиться в одном из озер, в котором он не так уж и давно видел себя плачущим. Стыдно, в таком виде его видел не только Усянь и призрачный генерал, но и Лань Ванцзи, сам второй нефрит ордена Гусу Лань. Но жизнь, за пределами Цзинши, продолжала идти своим чередом, и до личных проблем Ваньиня ей дела не было. Корбали причаливали к Пристани, рынок как всегда был полон радостными голосами людей, все возвращалось на круги своя, и люди очень быстро забыли разгром в храме, или же просто игнорировали его.
Недавний поход по лавкам, в который глава отправился только из-за убедительных просьб своего советника, только насыпал соль на раны.

***

- Глава ордена Цзян, вы уверены что... - молодой адепт растерянно переводил взгляд с воздушного, дестского, змея на главу, пытаясь понять шутит ли тот или говорит всерьёз.
- Не задавай лишних вопросов! - судя по голосу, ему точно было не до шуток. Кинув своему сопровождающиму в руки кошелек, он резко развернулся удаляясь от лавки, оставляя парня одного.
Люди не смели шептаться при главе про него же, но несколько странных взглядов он все-таки поймал. И с чего они вообще решили, что это что-то постыдное? Да, маленьких детей у Чэна нет, да и жены тоже; все адепты взрослые юноши, а это был детский воздушный змей, но ведь все еще оставался Цзинь Лин, и эта игрушка очень напоминала Ваньиню о нем. Словно это то время, когда маленький негодник стрелять только учился. Первая выпущенная стрела, за которую, конечно же, гордился не только мальчик, была направлена в такой же (а может совсем немного отличавшийся) воздушный змей. Она, вероятно, пролетела куда-то мимо цели, но разглядеть потенциал в ребенке Цзян Чэн успел еще тогда. О, это были прекрасные воспоминания. Он с гордостью рассказывал про эти новые навыки племянника, Гуанъяо, который слегка улыбаясь качал головой в ответ, бросая мягкий, полный нежности взгляд на мальчика стоящего около Цзян Чэна, который напущенностью своей очень напоминал Цзысюаня. Ну не Цзян Чэна ведь? Хотя эта стойка, руки сложенные на груди; высоко поднятый подбородок; улыбка, еле скрываемая, потому что портить свой харизматичный образ, как предполагал малыш, не хотелось, сразу бросались в глаза тем кто знал Чэна хорошо. Любые "семейные" ссоры (которые происходили между дядями в присутствии а-Лина)  происходили из-за того, что каждый из них считал что другой неправильно воспитывает малыша. Впрочем, Яо всегда обучал А-Лина только хорошему, что всем надо улыбаться и кланяться, а Цзян Чэн, полностью не разделяющий его мнение, учил малыша крайне "важному" правилу, которе гласило: «Каждому будешь кланяться - голова отвалится».
Цзян Чэн всегда был и является скупым на похвалу, из-за чего в первые годы жизни, малыша тянуло к старшему, доброму дяде. Но только осознав что младший дядя поддерживает любую идею: будь то соревнование кто продержится под водой больше, или кто соберет больше лотосов, Цзинь Лин начал тянуться к нему, и с тех пор у них довольно хорошие отношения. Были...
Вспоминая последние собития мужчина нахмурился. Мальчик провел у него в гостях совсем немного времени, вернувшись в Ланьлин раньше чем обычно. Скорее всего виной тому послужили старейшины ордена Цзинь, которые желали воспитать из Цзинь Лина "настоящего" главу ордена. Куда уж там мужчине, с пятнадцати лет управляющему орденом и восстановившего его с пепла, знать, что значит быть настоящим главой. А больше всего доставляло боль осознание неминуемого. Впредь, будут ли они видиться как раньше, смеяться громко и звонко, свободно? Обычно это делал Лин, но Чэн всегда готов был его в этом поддержать. Сдержанно, как подобает главе, но поддержать. А сейчас тот стал главой и встречаться они будут, скорее всего, только на собраниях глав.

- Глава Цзян! - Запыханный, будто с тренировок, молодой адепт Цзян подбежал к нему с яркой улыбкой на лице и переводя дыхание, передал два свертка, - я купил нам несколько рисовых пирожков, попробуйте!

- Поешь сам, потом возвращаемся, - вновь отчужденный тон, а за ним хмурая маска. Сверток с едой юноше сразу же вернули.

Нельзя было сказать что Ваньиню самому нравилось быть таким злым, но чем ты мягче, чем больше людей привязываются к тебе, а значит, тем тяжелее для тебя потеря их. Или для них потеря тебя? Кто знает...

***

- Глава ордена Цзян! Глава ордена Цзян!

Слишком часто в последнее время звучит этот возглас.  Пусть это был и не Гусу, но открывать чужие Цзинши, а уж тем более главы ордена, никто не смел, из-за чего слышался быстрый топот во дворе. Казалось, что весь Юньмэн собрался у его дверей. Совсем от рук отбились эти ученики, пора бы уже возобновить все занятия, иначе скоро врываться к Цзян Чэну будут.

- Что за шум? - крикнул он, поправляя пучок на своей голове. Одев верхние одеяния, он вышел во двор неспешным шагом, всем своим видом излучая благородство и строгим взглядом смиряя посмевших нарушить его покой. Все, с сегодняшнего дня их отдых точно окончен.

- Это из ордена Цзинь, дело в молодом господи- - он осекся, сразу же исправляясь - молодой глава ордена Цзинь, он... пропал.

Резкая смена эмоций, похожая на гримассу ярости и беспокойства, прошлась по его лицу. И снова, что значит пропал? Что, целая башня не смогла сберечь его и теперь пришли за помощью к главе ордена Цзян, с просьбой найти и отдать племянника обратно?

- Они думают, что он у нас. Его нет уже довольно долго.

Да будь а-Лин у него, разве он бы его отдал? После того, что следить за юношей не смогла целая башня со всеми своими обитателями, врядли он доверил бы им даже лотос подержать. Куда уж там самое дорого для него - племянника. Колени подкашиваются, и только силой воли он до сих пор стоит на ногах.

- Начать поиски! Найдете - приведите ко мне. Я ему все ноги-

Приказ, что звучит с едва уловимой дрожью обрывается. Представший перед ним, за спинами учеников, племянник, заставил фразу раствориться в воздухе. Стоило мужчине увидить Лина, как сердце сжалось, не выдерживая несчастного вида, а взгляд напротив ожесточился. Весь в царапинах, янтарные глаза стали будто стеклянные, гранича между страхом и печалью, бедный мальчик!

- Дядя...

"Да А-Лин, я здесь!" -  чуть не вырвалось из его уст, но он лишь молча кивнул и грозно поднял руку, жестом указывая адептам что им тут делать больше нечего.

- Я не справился и снова тебя подвёл. Прости. Я был на кладбище. Мне необходимо было увидеть матушку и отца после того, что стало известным.

Подвел? Действительно тем кто из них был виноватым являлся никто иной как Цзян Чэн. Он должен был помочь племяннику, но забыл...
Эти проблемы всегда автоматически ложились на плечи Гуанъяо, а сейчас ведь его нет. Черт...
"Прости меня..."

– Дядя…поколоти, да хоть убей. Только не молчи. Ты мой единственный родной человек, больше у меня никого не осталось!

И тут что-то глубоко внутри останавливается. Он смотрит в эти глаза и сейчас понимает, точно таким же был он. Только он плакался Усяню, и совсем не так. Или немного не так. Он видит слезы отчаяния, он видит себя, себя в юности. Он чувствует всю боль племянника, и от этого ему только хуже. Ему больно не за себя, ему больно от того что он посмел оставить этого ребенка на безжалостный мир. Кому как ни ему было известно, как бесят эти мерзкие, фальшивые лица?
Внезапно для самого себя, он хватает Цзинь Лина за плечи, резко притягивая его к себе, от чего младший утыкается носом ему в грудь.

- Не пропадай... никогда!

Он придерживает макушку юноши, не давая отодвинуться и взглянуть ему в глаза, вздыхает его запах. Такой родной, детский. А как же, не увидятся больше. Угрозы с переломом ног не сработали, может хоть так он уже прислушается к словам дяди?

- Я так переживал! Почему... почему ты не предупредил хотя бы меня, хотя бы меня, черт возьми!?

Он недовольно сжимает руку на макушке, сильнее притягивая его к себе. Его голос, как и рука, предательски дрожит. Он не в силах даже стабилизировать дыхание и успокоиться. Холодный ветер подул и Ваньинь почувствовал, как мальчик задрожал в его... объятиях. Можно ли их было так назвать? Какая разница сейчас? В этот момент не существовало даже мира. Тепло, которое так давно покинуло его, его маленький комочек счастья, который тоже чуть не покинул его, сейчас согревал сердце. Главное он в безопасности. Царапины, - к его облегчению это были не раны, - заживут, все пройдет. Спокойствие на момент наполнило его, и ему не хотелось прерывать этот прекрасный момент, но все имеет начало и конец. Мягко отодвинув его, - также за плечи, - Цзян Чэн взглянул на него мягко, успокаивающе. Брови, вечно сведенные на переносице, поднялись, взгляд, хоть и недовольный, но уже не излучающий жестокости, скользнул по мальчику.

- А-Лин... - таким же мягким голосом, с нотками приказа, он позвал его, зная, как действует на мальчика его голос, - пойдем, я заварю тебе успокоительных трав.
И, придерживая племянника за руку, он завел его в свою комнату, вход в которую запрещен был любому, кроме самого Цзян Чэна. Усадив Цзинь Лина на кровать, - на которую тоже никто и никогда помимо мужчины не садился и не ложился (не считая А-Лина, который будучи малышом, постоянно ночевал с Цзян Чэном), накрыл пледом, уходя из Цзинши и оставляя его одного со своими мыслями.

Достать травы и мази для ран, - а они были всегда необходимы для учеников, - много времени не заняло и вскоре он вернулся в комнату. Цзинь Лин уже был немного но спокойнее, как показалось Цзян Чэну, и последний уселся перед ним, не отрывая строгий взгляд от мальчика.

- Теперь по порядку, что сказали тебе... они?

Отредактировано Jiang Cheng (Понедельник, 30 мая 23:12)

Подпись автора

水满则溢