Фандомы: mo dao zu shi • tian guan ci fu • renzha fanpai ziju xitong • zhen hun
Ждём: Пэй Мин, Лань Цижэнь, Лань Цзинъи, Лин Вэнь, Чжао Юнлань, Шэнь Вэй, Чжу Хун

«Ну, его хотя бы не попытались убить — уже хорошо. Шэнь решил, что все же не стоит сразу обрушивать на них факт того, что все они персонажи новеллы, так еще и гейской, так что тактично смолчал». © Шэнь Юань

«— Кто ни о чём более не жалеет, вероятно, уже мёртв». © Цзинь Гуанъяо

The Untamed

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » The Untamed » Сыгранное » Одна чаша на двоих


Одна чаша на двоих

Сообщений 1 страница 28 из 28

1


Одна чаша на двоих
https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/230622.jpg
Участники:
Вэнь Хунчжан ◄► Вэнь Шань Шэ
Место:
Знойный Дворец
Время:
Первому сыну Шестого брата 19 лет, Алому Змею — 17.
Первые дни после возвращения из наказания за дуэль во дворце.
Сюжет:
Осталась некая недосказанность...


[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

Отредактировано Wen Ning (Понедельник, 3 мая 00:58)

+1

2

Когда Хуншэ открыл глаза, в резные ставни уже били первые лучи солнца. Значит, час Кролика уже на исходе, и он рискует опоздать на утренние занятия. Вскакивать с кровати и куда-то бежать так не хотелось. Он и вчера падал в нее, чуть ли не рыдая, как соскучился по чему-то удобнее простого соломенного тюфяка в сарае. А то, что они будут раскидывать по полям всё тот же навоз, заранее не предупредили. Должно быть, хотели сделать сюрприз.
Впрочем, сюрприз удался на славу, что даже у Хуншэ настроение упало, пока он не переоценил преимущества второй недели наказания уже на месте… Оказалось, что над ними решили подшутить, и, как только они приехали на скрипучей повозке на те самые поля, готовясь к новой порции навоза, им было велено идти убирать созревший рис, а утром восьмого дня стоять на этом же месте, чтобы ехать обратно. Ни серебра, ни каких-либо вещей с собой у них не было, только потрепанная, пусть отстиранная, но изрядно пропахшая “деревенскими” запахами простая одежда и задание найти старосту поселения.
До деревни было подать рукой, пройтись по ней, собирая на хвост детвору и любопытные взгляды стариков, времени много не заняло. Держаться на ногах позволял скудный ужин, такой же завтрак и духовные силы, которые больше не было нужды блокировать. Ведь теперь они “достойны наказания и в качестве благодарности за него и за полученный урок” должны будут еще неделю работать в поле.
Староста оказался человеком средних лет, молчаливым и не любопытным, как если бы получил и объемные указания на их счет, и даже хорошую плату за эту работу — приглядывать за двумя нашкодившими заклинателями ордена, либо такое было для него уже не впервой. Но он, выдав им шляпы из полосок бамбука, и, дав напиться с дороги, показал на холм, где едва различимы на ярусах крестьяне убирали рис…

Шань Шэ умылся, просыпаясь окончательно, посмотрел, на свои загоревшие руки и загрубевшие от непривычных инструментов, изрезанные соломой ладони. Какое счастье, что вернуться им дали засветло, предстать перед Третьим Братом во всей “крестьянской” красе и смиренно затихшими, получить оценивающий взгляд, выразить свою безмерную благодарность за урок почти что в один голос и пойти отмываться. На сей раз — в разные места. Так ничего друг другу и не сказав на прощание. Всё равно рано или поздно увидятся снова где-то там, на утренних занятиях. Завораживающие круги на поверхности потревоженной воды заставили задуматься снова…

Семь дней и ночей они провели в той деревне, куда не захаживала стража дворца. В ней необходимости не было, а была — в удобной одежде, хорошей еде и кровати. Хуншэ, как мог, договаривался со старостой. Без серебра практически невозможно было получить что-то кроме воды и трех мисок риса в день. Как он понял, таким было условие. Еще одно — то, что нельзя было выторговать, — спать они должны были в сарае на простой соломе. Староста согласился с тем, что за другую работу в деревне, заготовить дров или починить дом, принести воды, они могут получить что-то необходимое каждый день. Например, гребень для волос или кусок самого простого мыла, теперь никто не мешал им мыться каждый вечер в реке. Если не считать местных юных и не очень дев, смущенно подглядывавших за ними из-за кустов.
С девами вообще поладить было просто. Вежливость и улыбка, повторял он Хунчжану и скалился в усмешке, в очередной раз смущая покой крестьянских дочерей, тайно таскавших им паровые булочки в поле. Рыбу они ловили сами и вечерами сидели у костра, грелись и сушились, разбавляли скудный рис. Одежду, что староста согласился выдать им, в которой они работали днем, отмывали в реке на себе же, к утру она еще могла оставаться влажной и бодрила, когда на рассвете они выходили работать в поле…

Шань Шэ бросил взгляд на ширму перед собой, вспоминая вчерашний день снова.
Уже ближе к ночи за ним пришел слуга и привел его в одну из малых комнат. Было бы совершенно наивно полагать, что Владыка забудет о его существовании и о проступке, повлекшим за собой такие последствия. Хуншэ опасался, как бы он лично от себя не добавил ещё. Впрочем, наказания Владыки были больше похожи на то, что свободного времени не останется вовсе, всё оно будет поглощено тем, что ему поручат. На этот раз Владыка пожелал… поговорить с младшим родичем. Ему было сказано, что распри в семье недопустимы, что сам Владыка считает наказание слишком мягким, и что следующего раза быть не должно, что родовое имя Вэнь — это не только черты на бумаге. И что особого ума не требуется, чтобы победить в дуэли, куда как меньше, чтобы ее вовсе не допустить. И что Владыка огорчен поведением младшего родича.
Пожалуй, никогда в жизни ему еще не было так стыдно, как от этих спокойных и почти терпеливо изрекаемых слов, что к окончанию речи он не знал, куда себя деть с досады и раскаяния, а на глаза чуть ли не просилась непрошенная слеза. “Дуэлей больше не будет”, — пообещал он с виноватым видом и сказал, что его делает несчастным то, что он огорчил Владыку.
Тогда Владыка бессмертный поднял его лицо двумя пальцами, чтобы рассмотреть получше, долго вглядывался и отпустил. Молча.
Еще немногим позже в его комнату мимо задумчиво сидящего на полу хозяина пройдут слуги, унесут старую простую ширму и внесут новую с росписью по шелку — ночная птица парит над рекой — пожелают доброй ночи и уйдут, оставляя с ощущением чего-то щемящего в груди…

И всё же он вышел вовремя и шел на занятия неторопливо, сегодня сжимая меч в руке. Руки хотелось чем-нибудь занять, и Хэйчжао подходил для этого как нельзя лучше. Руки привыкли к тому, что работы им хватает, и шествие вверх по лестнице казалось легкой прогулкой после действительно тяжелых двух недель труда. Было весело отчасти, было трудно, было… завораживающе и томительно. Как томительно ожидание — увидеть Хунчжана снова, встретиться и… начать с чистого листа.
Наверху, чуть вдали от лестницы слышны голоса, и кажется, знакомые.
— … смотри-ка, а загар тебе так к лицу! — прокатился по ступеням дружный смех, вроде бы и не злобный, но заставивший посмотреть в сторону говорившего.
Так и есть. Хунчжан стоит спиной к нему, а группа его товарищей шутит. Прекрасно, пусть пошутят еще, думает он, бесшумно вставая за плечом сына Шестого, привычно недобро улыбаясь тем, кто его видит, кто посмел смеяться, и следом ловя взгляд товарища-по-дуэли с уже совершенно другой улыбкой.
— Идешь? — вопрос-приветствие-приглашение пройтись вместе с ним принят.
Им не нужно много слов. Теперь. Но всё же… сказать, что рад его видеть? Навязчиво. Спросить, как прошел его вечер? Очевидно, что не очень хорошо. Предложить что-нибудь для отбеливания кожи, раз шляпа лимао не спасла лицо от солнца? Убого…
— Хорошее утро, — наконец, выдавил он из себя, — если начинается с приятной встречи.
Но что же сказать, чтобы дать понять, что он привык за две недели видеть это лицо перед собой? И что уже успел соскучится по нему.
— А не продолжить ли нам вместе… тренироваться?

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

Отредактировано Wen Ning (Вторник, 4 мая 01:46)

+2

3

в предыдущих сериях...

К концу часа Тигра Вэнь Хунчжан уже был на ногах и, проходя тёмными решётчатыми коридорами покоев отца, всё ещё невольно то поправляя наруч, то одёргивая складки верхнего одеяния, старался по возможности освободить свою голову от лишних дум и подозрений, в общем, пытался выглядеть любезным послушным сыном. Немного оступившимся.
На выходе из комнаты, в которой Шестой предпочитал ранним утром пить чай, прошелестев шелками богатых одеяний, выплыла Первая госпожа Вэнь. Как и в любой другой день года, её бледное лицо было печально. Хунчжан остановился, почтительно ей кланяясь, и та ответила лёгкой скорбной улыбкой. Хунчжан так ни разу и не смог понять, какое у неё настроение на самом деле, ибо это выражение лица оставалось неизменным на протяжении многих лет, но, по всей видимости, к нему самому она относилась с симпатией, ибо он сам не забывал выказывать ей уважение.
На мгновение, Хунчжану показалось, что Первая госпожа хотела ему что-то сказать. Но та быстро прошла мимо, направляясь, по всей видимости, в свои покои.

Он сам, к своему глубочайшему сожалению, в свои покои удалиться не мог, поэтому смело шагнул вперёд и снова склонился со всей сыновней почтительностью, избегая смотреть прямо в эти глаза, но отмечая, что отец, по всей видимости, достаточно благодушен этим утром. Тут же с ним, за чайным столиком, была и мать, пряча усмешку за раскрашенной весенними цветами тонкой чайной пиалой.
- Хотелось бы знать… - наконец, начал Шестой, и у Хунчжана пролетела в голове сотня мыслей одновременно, что именно ему хотелось бы знать, но поинтересовался он, почему-то, совершенно, как казалось, незначительной деталью, - что этот недостойный устроил в последний день наказания на конюшнях?
Сдержать смех было трудно, и только усилием воли удалось затолкать его поглубже в глотку и плотно сжать губы, склонившись ещё ниже, чтобы выпавшие из убранных недавно волос пряди хоть как-то скрыли лицо.

Повеселились они на славу.

Вроде бы, они уже собирались заканчивать очередной свой день работы и сделать перерыв, как, выронив из рук грабли – потом-то Хунчжан понял, что слишком аккуратно выронив, - этот Юэ рухнул, как подкошенный, что-то прохрипев и даже изрядно побледнев чумазым лицом. Хунчжан закатил глаза и, пробормотав что-то вроде «Ещё два денника осталось, развалился он» отвесил своему невольному товарищу сладостного такого пинка, однако, не желая его этим добить. Но, когда тот не встал, чтобы немедленно свершить месть, и даже вообще не пошевелился, Хунчжан, успев уже отойти немного дальше с тачкой, всё же обернулся, почувствовав, как сердце кольнуло лёгкое подобие волнения. А вдруг что случилось?
Оставив тачку, он всё же подошёл к этому Юэ, опускаясь на колени рядом с ним и теребя за плечо. На него уставился едва приоткрытый, но весьма недовольный глаз и раздалось тихое шипение: «Ты совсем больной? Рядом ложись!». Хм…
Может быть, настроение было такое, может быть, он действительно уже немного ехал крышей от монотонной работы по кругу, от голода, к которому был привычен, но был не дурак и поесть, от вечного запечатывания сил, но он, приподняв этого Юэ за плечи и прижав к груди лохматую, безвольно повисшую голову, выдал такую речь, которой точно не слышали ни конюшни, ни их бессменные невидимые наблюдатели, срывающимся, хриплым голосом, после чего и сам повалился полностью без сил.
- Значит… - послышался тихий шелест, значит, отец поднялся со своего места, - разрушение меридианов от непомерной жестокости наказания? Значит… - шаги стали ближе, - отец прикажет воронам всем мучителям глаза выклевать?..
Кажется, воздух в комнате похолодел буквально за мгновения, когда почти вплотную к всё так же склонившемуся Хунчжану приблизилась высокая чёрная тень. Нос ощутил привычный с детства запах благовоний – сандал и коричное дерево*, и едва заметно, въевшись за годы в тяжёлые шёлковые складки, острые ноты птичьего помёта.
Это даже виделось – чувствовалось – как Шестой занёс руку для удара, всё же пожелав замараться об этого недостойного, но тяжёлая ладонь внезапно опустилась на плечо похлопывающим, почти одобряющим жестом.
- Скройся с глаз моих. Быстро.
Пробормотав какие-то извинения и, выйдя уже из покоев и потирая плечо, Хунчжан тихо хмыкнул себе под нос и поспешил на тренировку. Отец многого ещё не знал… Как топтались на этом поле потом, не зная, что делать, но стараясь не показать этого друг другу. Как первое время то и дело избегали взглядов, но, однажды встретившись глазами, только и делали, что украдкой смотрели друг на друга. Как можно было перехватить вечером миску пустого риса. Как можно было мыться в реке – каждый день! – и там же ловить рыбу, и скалиться – ласково ли, устрашающе ли – девушкам, которые думали, что их совершенно не видно из-за ближайших к реке кустов и с тихими ойканьями пускались врассыпную, стоило дать понять, что их заметили. И всё это время – не трогать, не касаться, ни взглядом, ни, тем более, рукой, если только ночью… Ночи холодные, одежда влажная, почему бы и не тянуться друг к другу невольно, в поисках тепла, почему бы и не согреть теплом своего тела, своей ци, своим дыханием – почти касаясь, но всё же так и не коснувшись губами? Надеясь, что этот Юэ действительно спит.
А самым странным казалось, что и огонь, получивший возможность снова привычно течь по венам, почему-то перестал сжигать, оставляя лишь тепло Солнца. Не такое опаляющее, как нависшее над крестьянскими полями, сжёгшее их обоих почти до черноты.
Хосин снова был при нём, разумеется, куда он без него. Тоже непривычно спокойный – или же Хунчжану просто казалось, что меч, бывало, пылает сильнее, чем он сам, может, это ему всё никак не удавалось прийти к стабильности.

С вечера жгло ощущение, что вчера, после всех слов раскаяния и благодарностей за науку, они, молча разойдясь каждый в свою сторону, всё же что-то должны были сказать друг другу…

Первым по дороге к нему подскочил Ченмин, за ним уже и все остальные, и по глазам было видно – хотят задать кучу вопросов, но опасаются напрямую, вдруг этот Вэнь недостаточно остыл? Но веселиться от того, какое наказание в итоге вышло, не могут. Разумеется, все уже обо всём знали. Хорошо, что не совсем обо всём. В основном, пересказывают, что было после того, как двоих провинившихся увели, и как пришлось убирать разбитую посуду, и какие суровые тренировки после этого последовали…
- А загар тебе к лицу! – в конце концов, кто-то из них смелеет, видимо, считая, что за перенесённые страдания имеет полное право отмщения. – Ты, кстати, грабли со своим яньюэдао не перепутал?
- Или косу, - кто-то ещё подхватывает смех.
Но Хунчжан не успевает ничего сказать, да и говорящий внезапно затыкается, а сам он уже чует, спиной чует быстрее, чем оборачивается, натыкаясь на ставшую уже привычной какой-то улыбку и – голос.
Просто кивнув, он пошёл. Конечно же, пошёл, потому что привык куда-то идти вместе с ним за эти дни. Молча. А что тут скажешь? Что теперь, ради успокоения душ наставников, им придётся некоторое время излучать дружелюбие, пока история не сотрётся из памяти – или не случится чего-то погромче? Что скучал? Такого он даже себе сказать не мог, не то, что этому Юэ.

Утро…

- Прекрасное. Могло быть лучше, - отзывается он, имея в виду встречу с отцом с утра пораньше, но понимая после, что прозвучало… не так. – То есть… нормально всё. Теперь.
А сейчас звучит ещё более отвратительно – будто Хунчжан так рад видеть перед собой Юэ, что даже утро лучше стало. Но… стало ведь? «Самую малость», - мрачно разрешил он себе.
- Почему бы и нет, - отвечает он быстрее на вопрос о тренировках, прежде чем на язык приходят слова, которые стоило бы сказать. Что-то вроде «Тренируйся себе сам. Не надо делать вид, что мы друзья» или что-то подобное… и остаётся только продолжить. – Хорошая идея.
Но не мог же он за эти недели ему понравиться?
Хоть им и было приятно. Тогда. О чём следовало бы забыть, но что вспоминалось слишком часто.
Несмотря на то, что оба, казалось, еле тащились, силясь сказать что-то ещё и не находя слов, приходят они вовремя, вливаясь в привычную уже рутину. Разминку он переживает, даже особо не включая голову. После в руки приходится взять меч, раз за разом отрабатывая движения, которые каждый из них был обязан довести до совершенства. Сила и скорость. Скорость и сила. Концентрация. Думай о том, что делаешь, уйди полностью в движение. Уйди от того, чтобы не искать его взглядом…
На парные отработки Хунчжан встаёт с Ченмином. Потому что так было почти всегда, потому что тот тёрся рядом, даже не представляя, что может быть по-иному, и потому что взбрыкнуть сейчас, выбрать казалось ему… слишком откровенным. Хоть и глупым.
«Но у нас же будет ещё время», - только взглядом.
- Вечером, здесь же. Когда все разойдутся, - бросает он, словно бы невзначай оказавшись рядом в перерыве.
Почему-то не хочется, чтобы все говорили, что они двое как-то слишком сильно «спелись» за прошедшее время.

_______
* - камфара.

[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+2

4

Нет ничего хуже, чем выбирать слова, когда тебе нравится… не девушка.
Хуншэ, пока они шли на разминку, искусал себе губы, не зная, как выразить то, что собирался, но так и не решился, сам на себя рассердился и решил не торопиться. Порадовало лишь то, что Хунчжан внезапно согласился с тем, что тренироваться вместе идея хорошая, а после, когда они просто молча прошлись, растягивая время пути, и разошлись на свои привычные места, ловя любопытные взгляды других учеников, оставалось только изредка поглядывать в его сторону. Мельком, незаметно, как бы невзначай.
Ему не нужно думать о том, что делают его руки, руки помнят все движения — разбуди ночью, повторит во сне. Его голова свободна для того, чтобы вспоминать прошедшие две недели. И то, как едва не выдал себя и не расхохотался над завываниями и причитаниями Хунчжана, когда разыграл обморок, и то, как позже они ели пустой рис, когда их “привели в чувство” в том же сарае рядом с конюшней, и пили холодную воду, не в силах смеяться над надзирателями, только тихо улыбались, медитировали, восстанавливая духовные силы, снова ели рис маленькими порциями. возвращаясь к жизни и силе. Конечно, они могли бы и дальше работать без еды, пока бы не подорвали здоровье и не исхудали до костей, проку в этом было бы мало…
На парные отработки пришлось отвлечься, но, как только он привык, перестал думать о соседе. Пусть злится и пыжится привлечь к себе внимание быстрыми выпадами, все равно слишком медленный для него.  Взгляд проносится по рядам и возвращается к Хунчжану, который в паре со своим другом-прилипалой тоже явно скучает. Стоит только взглядам встретиться…
Хуншэ улыбается, почти невесомо, легко, тепло, отправляет улыбку и отводит взгляд, меняя выражение лица на привычное. Но улыбка все равно возвращается, стоит вспомнить ночи в деревне. После первой такой следующим вечером, купаясь в реке, он пристроился хорошенько сбросить напряжение, чтобы можно было… просто заснуть. А следующей порадовался, что повторил. Хунчжан коснулся его холодной руки и, должно быть, решил, что он замерз. Лежать в теплых объятиях было слишком приятно, но он не выдал себя ни движением, ни дыханием, ни переменой в Ци, так и лежал, пока, действительно, не заснул. И теперь… теперь он бы хотел знать.
Понимать наверняка.
Что с ними происходит? Или только с ним одним?

Глотнуть воды на перерыве в тени, стоя у колонны, было слишком приятно, и он там задержался.
— Вечером, здесь же. Когда все разойдутся, — послышалось совсем рядом, и Хунчжан прошел мимо него, даже не взглянув.
— Вечером… — повторил он шепотом, вспоминая, что он вообще знает о привычках сына Шестого брата.
Занятия с наставником после обеда длились сегодня бесконечно долго. Плюсом ко всему, видя, что он немного “торопится”, Вэнь Хаодун назначил ему медитацию до ужина. И ушел.
Ослушаться наставника в первый же день по возвращении было делом непозволительным, потому ужин пришлось отложить и мчаться обратно на тренировочный двор, лишь на последних ступенях сбавляя темп и принимая достойный вид.
— Пришел, как только смог уйти, — встал он рядом с Хунчжаном, наблюдающим закат.
Уже скоро во дворце зажгутся ночные огни. Где-то на лестнице сменилась стража, отряд прошел своей дорогой — на отдых. Где-то бьют в гонг, созывая учеников на ужин.
— Если я опоздал, мы можем… перенести встречу. Что думаешь?
Сейчас он был бы готов к любому ответу, кроме отказа от следующей, и ждал его с нетерпением, разглядывая лицо Хунчжана в оранжевом свете гаснущего солнца.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+2

5

Ченмин мог не блистать искусством боя, но проницательности ему было не занимать, поэтому Хунчжан если и не обращал внимания на то, что он делает, двигаясь привычно и легко, то постоянно думал о том, какое сейчас у него выражение лица. Потому что лёгкую улыбку нельзя было списать на вскипевшую в бою кровь – бой не тот. Его друг двигался медленно, с некоей ленцой, отрабатывая всё ровно настолько, насколько учителя, скользнув по нему взглядом, не станут придираться. Но, перехватив его взгляд раз или два, Хунчжан чётко понял – после тренировки ему будут задавать вопросы, и звучать они будут как «О ком это ты думал всё время?» Благо, что такому любителю весенних развлечений с девушками даже в голову не придёт, что думал Хунчжан вовсе не о едва скрытых летящим шёлком соблазнительных изгибах.
Этот Юэ не имел ни единой плавной округлости.
И самым суровым испытанием была не чистка конюшен и не уборка риса, а та грань, когда накопившееся напряжение было уже не унять медитацией и успокоением разума и тела. То есть, тело, конечно, успокоить можно было… но по-иному.
Хунчжан и сам не знал, зачем сказал про вечер, ещё даже не зная, а сможет ли он уйти, и одновременно понимая, что сможет. После утренней тренировки, едва проглотив скудный завтрак (еда по-прежнему всё ещё казалась вкусной, любая), пришлось вернуться домой, крайне неудачно сначала наткнувшись на мать, которая, бесконечно цокая языком и качая головой, сказала, что видеть теперь не может его лицо, к тому же, рябое как яйцо кукушки. О том же, что её сын подрался с каким-то пришлым адептом из-за продажной девки, она слышать тем более не хочет. Хунчжан ещё лет в шесть научился не обращать внимание на причитания и только согласно кивать, но украдкой всё же бросил на себя взгляд в большое бронзовое зеркало, стараясь не задумываться о том, почему его вдруг так заинтересовала собственная внешность.
Совместная тренировка с отцом. Шестой, на взгляд Хунчжана, не так часто брал в руки оружие в последние годы, не имея возможности проводить весь день и день за днём только в тренировках, но видел все ошибки своего сына и не прощал ни одной, действуя гораздо жёстче учителей, что уже говорить о других таких же учениках. Сначала мечи, затем яньюэдао, «Чему тебя только учат на ваших тренировках?» Хунчжан пропускает удар, получив металлическим концом в челюсть, достаточно для того, чтобы зубы ныли до вечера. Уже через некоторое время левая сторона расцветает синяком, о чём он догадывается только наощупь.
Хунчжан приходит к вечеру, как только получается уйти, сообщая, что хочет заняться самостоятельными тренировками, медитацией и вообще, он настолько осознал за время своего наказания собственные слабости и неправоту, что жаждет начать работать над ними прямо сейчас, и отец только машет рукой, хмурясь над очередным свитком, даже без саркастичного вопроса, не хочет ли его единственный сын поинтересоваться делами клана хоть немного. Значит, было что-то важное, значит, Хунчжан всё равно узнает позже.
И вечером, действительно, никого не было, по крайней мере, настолько близко, чтобы можно было насладиться чувством одиночества – сперва, затем задать себе вопрос, терзающий с самого утра: а придёт ли? Тряхнуть головой, упрямо поджав губы, говоря себе, что, мол, придёт или нет – его дело. Ничуть не волнует. Ничуть. Настолько, что хоть Хунчжан и пристраивается, подперев плечом одну из колонн, но так, чтобы отлично просматривалось, кто проходит мимо. Но не ждёт, нет. Тем более, что такой красивый закат.
— Пришел, как только смог уйти, - раздаётся неожиданно и именно тогда, когда он действительно отвлёкся. — Если я опоздал, мы можем… перенести встречу. Что думаешь?
Опоздал? А… ужин. Хунчжан, наконец, отлипает от колонны, подходя ближе.
- А я думал, ты уже привык не ужинать, - отзывается он с усмешкой, снова переводя взгляд на гаснущее за горизонтом солнце. – Я никуда не спешу. А ты – торопишься?
На самом деле, он не знал, о чём им говорить. Может, действительно стоило потренироваться вместе, являя рвение к учёбе? И не спрашивать, а что это было? А что есть сейчас? Что происходит вообще… Что происходит такого, что от вида этого Юэ внутри будто встаёт на место… сразу всё. Никогда раньше не выбирал особо, что сказать, никогда не терялся во фразах, слетающих языка, особенно коль скоро эти фразы звучали язвительно, да и в витиеватых речах силён не был, предпочитая говорить так, как есть, но… Как скажешь, если даже не знаешь, есть что?
- Мы действительно можем потренироваться, помнится, прошлая наша… тренировка, - лёгкий смешок, - закончилась немного неудачно, - Хунчжан выдыхает, всё так же не смотря на него, предпочитая смотреть на узкую оранжевую полоску где-то вдали. – Но на самом деле, я хотел поговорить.
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+2

6

Хочется спросить, давно ли он ждет, но вопрос тонет в какой-то тихой радости, накатившей от того, что не ушел. Хунчжан перестал подпирать колонну и сделал два шага к нему, посчитал приемлемым подойти ближе.
— А я думал, ты уже привык не ужинать.
Привык ужинать не один. Пора отвыкать. Посмотреть на закат вслед за Хунчжаном показалось хорошей идеей, лучше той, что пришла в голову — смотреть на его лицо.
— Я никуда не спешу. А ты — торопишься?
— Нет, — теперь он точно был свободен, — теперь никуда.
“Раз уж ты не ушел и дождался…”
— Мы действительно можем потренироваться, помнится, прошлая наша… тренировка закончилась немного неудачно.
Смех. Вздох. Сомнения? Почему слова им обоим так трудно даются… во дворце? Почему им было куда спокойнее в той деревне среди крестьян? Пусть и говорили о какой-то ерунде, происходящей с ними и вокруг них, но было… легко.
— Но на самом деле, я хотел поговорить.
Хуншэ оторвался от созерцания края солнца, вот-вот готового скрыться из виду, и перевел взгляд на Хунчжана. Поэтому ли дождался?
— Интересно, — опереться о колонну, в самом деле, было бы неплохо, но он себе этого не позволил, — если мы обнажим мечи после заката, с какой скоростью прибежит стража?
Слова. Как камни на дороге безлунной ночью, идешь наощупь и спотыкаешься. Скорее уж он рассмеялся тихо этой мысли, чем скупой шутке.
— И куда на этот раз нас отправят, — он вздохнул, и как-то само собой вырвалось: — Я привык ужинать на реке.
Сейчас бы встать на мечи и отправиться куда-нибудь, где можно развести костер, поймать рыбу и закоптить её на огне, поговорить там, где точно нет ничьих глаз. Пусть и закат, но некоторые ученики до сих пор иногда проходят мимо них, на каждой лестнице стража, слуги суетятся — наверняка ужин ждет и его в комнате, а он явно пропустит его, либо всё придется есть холодным. Не в первый раз и после голодания и простого риса вообще грех жаловаться, поест и засохшее без сожалений, лишь бы провести время в приятном ему обществе.
— Останемся здесь или пойдем куда-нибудь? — спросил он, не предлагая вариантов. Пусть скажет сам, что ему по душе.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+2

7

Лицо Юэ – лучшее, что удалось увидеть за день. Можно сколько угодно убеждать себя, что это просто такая не слишком удачная шутка. Поэтому Хунчжан и дальше смотрит за горизонт, на зашедшее уже, в общем-то, солнце, иногда – на нет-нет, да проходящих мимо людей, и понимает, что всё, что ему хотелось бы сказать – не скажешь.
- Стража прибежит прежде, чем мы обнажим их до конца, - он нарочито смеётся чуть громче, чем до того. Чуть громче, чем от него вообще слышали.
И двое старших учеников, проходя чуть вдалеке, на мгновение остановились, оборачиваясь, а потом один из них «незаметно» подтолкнул локтем в бок другого, указывая, куда следует посмотреть. Но, увидев, что их заметили, сразу же поспешно ретировались, распространяя вокруг себя ауру безразличия, разлившуюся по всей площади.
- Ты и сам это чувствуешь, - Хунчжан всё же посмотрел этому Юэ в лицо, потому что – ну что такого в том, чтобы посмотреть на того, с кем ведёшь разговор? С улыбкой. Совсем не такой, как тогда, когда они действительно обнажили клинки друг против друга. И смотреть на него снизу вверх почему-то тоже больше совершенно не задевает. – И, я думаю, поговорить нам не выйдет, - он скрестил руки на груди, демонстративно оборачиваясь и осматривая слишком оживлённые окрестности. Слишком – потому что рядом видеть не хотелось вообще никого, ни вблизи, ни где-то вдалеке. Только… - Здесь.
Но Юэ оказался ровно того же мнения. Пойти куда-нибудь. Пойти куда-нибудь с ним. Почему так быстро Хунчжан привык идти куда-нибудь – с ним? Делать что-то вместе – с ним? Делить пищу – тоже с ним, хоть ужин он, по всей вероятности, уже пропускает, но какое это имело значение? Это могло бы стать началом хорошей дружбы – быть вместе в страданиях (не так уж они и страдали) и радостях, делиться даже самым малым, стоять плечом к плечу, помогать друг другу становиться сильнее… если бы он не испытывал совсем недружеские желания. И когда он хотя бы даже думал, как собирается разговаривать об этом, косноязычие нападало и в мыслях, сводя весь план разговора примерно к фразе «Ну, как-то, в общем, так…»
…А Юэ, наверное, ждёт ответа.
- Да. Пойдём, - Хунчжан согласно трясёт головой, соглашаясь и с предложением, и с самим собой. Он даже знает, куда, хоть это и кажется немыслимым… на первый взгляд. На второй идея кажется достаточно хорошей, ибо прятать лучше всего на виду. – Куда-нибудь, - и произносит это ровно таким тоном, чтобы дать чётко понять определённость этого «куда-нибудь» и что сопротивляться совершенно бессмысленно. И едва ли не протягивает руку, спохватываясь в самый последний момент, ощущая, как от не случившегося движения и прикосновения покалывает пальцы, беспомощно хватающие воздух и, в конце концов, сжавшиеся в кулак.
А согласится ли пойти за ним – Юэ? 
Может, и не согласится, но тело действует быстрее разума, и Хунчжан хватает своего нового друга чуть выше запястья, нарочито резко, грубо, сильно сжимая пальцы, чтобы тому и в голову не пришло, как он рад коснуться – хоть как-нибудь, хотя бы так, - и тянет за собой, заставляя идти.
Тут, главное, время угадать, когда явиться.
И, двигаясь всё дальше и дальше, выше и выше, как скоро его спутник догадается, что дорога их лежит прямиком во дворец, в одно из его крыльев? Конечно же, Хунчжан отпустил его руку уже через несколько десятков шагов, и даже не оборачивался, чтобы проверить, идёт ли тот за ним. И не пытался заговорить о чём-либо, потому что всё это будет – не о том. А о том, что хотелось – он и сам не знал, как сказать. Только всё больше злился на себя, приходя в уже привычное состояние лёгкого раздражения. «Это всё от долгого отсутствия медитаций…» - выдохнул он сквозь зубы.
Даже если Юэ решит, что им сейчас вот ни насколько не по пути, самому Хунчжану всё равно было пора возвращаться домой, прогулялся как раз, посмотрел на закат.
Но тот всё ещё шёл за ним, потому что Хунчжан один раз не выдержал и всё-таки обернулся. Немного придержал свой шаг, чтобы они шли рядом. Да и торопиться было некуда, вроде бы, он всё-таки пропустил время ужина, а значит, еды до завтрашнего дня не получит.
- В общем-то, ты ещё можешь уйти, - произнёс он, наконец, когда они уже почти приблизились ко входу, и перед ними распахнулись ворота. – Но я надеюсь, что ты не уйдёшь.
Хунчжан вообще рассчитывал, что отца сегодня больше не встретит – в это время он обычно был погружён в медитацию, либо просто… в свои дела.
Широкий почти пустой двор перед входом встретил их полной тишиной. Но стража у ворот и у входа в дом явно могла погреть уши, и так нет-нет, да косясь на нового гостя.
- Поговорить или потренироваться? – Хунчжан усмехнулся, переведя взгляд на Юэ. – Чего тебе больше хочется?
Здесь их останавливать не будут, когда они достанут мечи. Возможно, даже на шум никто не покажется. Хунчжан невольно сжал рукоять Хосина. Хотелось бы… и того, и другого.
- Впрочем… мы можем ещё успеть на ужин.

[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

Отредактировано Lan Sizhui (Среда, 12 мая 20:11)

+2

8

Закат догорел под их смех, бросил последние всполохи на тех, кто задержался и оглянулся на них — посмотреть с любопытством.
— И, я думаю, поговорить нам не выйдет. Здесь.
Вот уже несут огни, чтобы превратить убывающий день в безночный свет. Огни зажигаются из темноты внизу, куда ночь добирается первой, и прокладывают яркие дорожки вверх. Не заклинатели, а простые слуги зажигают их. Можно было бы нарушить порядок и затеплить огонек здесь, хотя бы на ладони, но тем самым привлечь к себе еще большее внимание стало бы так легко.
— Да. Пойдём. Куда-нибудь.
Куда-нибудь… Сказано так, словно место уже выбрано, а сын Шестого что-то для себя решил, сжимая пальцы на его предплечье. Хорошо, что он надел обычные наручи, иначе бы дзюйя не позволили почувствовать… как полыхнула ладонь Вэня, какое тепло оставили пальцы, освобождая его руку, но всё так же ведя за собой. И он шел почти завороженно, думая, куда тот направляется.
Гадать пришлось недолго — домой.
Хунчжан шел вперед, даже не оборачиваясь, и Шань Шэ мог беспрепятственно разглядывать его со спины. Кроме того пролета, где они разминулись со отрядом стражей дворца, а после — тот уже пошел рядом.
— В общем-то, ты ещё можешь уйти.
“А чего бы ты сам хотел?” — единственный вопрос во взгляде на Хунчжана, возможно, отразился перед распахнутыми воротами.
— Но я надеюсь, что ты не уйдёшь.
— Не уйду, — подтвердил он коротко и шагнул в двери, ранее для него закрытые.
Признание ли это как родича, или просто друга, или… Голова пошла кругом от предположений, но то, что он сейчас переступил порог места, которое Хунчжан называет домой, что-то да значило. В самом деле, тренироваться, не привлекая к себе внимания, — места лучше не найти. Тишина, ветра нет, любопытных глаз нет, а стража не в счет. Они же…
— Поговорить или потренироваться? Чего тебе больше хочется? — усмешка не ускользнула ни от взгляда, ни от уха. — Впрочем… мы можем ещё успеть на ужин.
— Я бы предпочел поговорить после ужина и хорошей тренировки. Но если нужно выбирать, — не поворачивая головы Шань Шэ обозначил взглядом стражу у дверей, — то можно и просто… потренироваться.
Не сказать, что они совсем уж голодали в той деревне, но разнообразием их еда не отличалась, и возместить то, что потеряли за первую, в этом сейчас было бы даже больше прока, чем от тренировки.
— Хотя нет. Если есть шанс поужинать, то тебе это точно нужнее. Не стоит пренебрегать такой возможностью. Этого ученика, — он шутливо постучал пальцами по груди, — твои родные не ждут, поэтому он может подождать…
Да и являться с опозданием и без приглашения к столу старшего родича — дурной тон, и Владыка наверняка бы не одобрил такое поведение. Наверное. Должно быть…

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+2

9

- Достойно ли благородного господина… - начал Вэнь Хунчжан с совершенно серьёзным лицом, постепенно всё же расплываясь в улыбке, - оставить своего гостя ждать под дверью, подобно бродячей собаке?
А за ужином – если они его всё же получат, - хотелось просто есть, а не размышлять о том, что заставило привести своего ненавистного друга к себе в дом. «Просто таких, как этот Юэ, следует держать ближе к себе», - думал Хунчжан, пытаясь заглушить подобными мыслями совершенно несвойственную ему радость просто от нахождения рядом с кем-либо, ибо раньше он более всего на свете предпочитал находиться один, всё равно, где, или с весенней девушкой на ночь, впрочем, никогда на полную ночь не задерживаясь и не позволяя слишком многое из того, что… Как же хотелось к нему прикоснуться. Не нарочито грубо, не дружески хлопнув по плечу, не ощущая под пальцами грубую ткань одежд – слишком грубую по сравнению с прохладной кожей…
С такими мыслями нельзя было показываться за семейным столом.
Наверное, вообще не стоило приводить этого Юэ сюда – что за дурацкая затея?
Однако… однако это ли не способ показать, насколько внял Хунчжан наставлениям и урокам? Насколько научился смирять свой гнев и, безусловно, приобрёл мудрость за эти недели, копаясь в навозе и земле?
- Так что я тебя приглашаю… А дальше - как повезёт, что-то мне подсказывает, что может не повезти обоим…
В их доме всегда было прохладно, даже в самое пекло, даже от десятка чадящих светильников и факелов, даже когда стоишь на тренировочной площадке, уже весь мокрый насквозь – и всё равно при беглом взгляде, брошенном на тёмные стены, по спине пробирала холодящая дрожь. Но сейчас больше трогали мысли о том, ждёт ли их в конце пути по бесконечным коридорам миска лапши с тофу либо не ждёт. Судя по запахам, которые всё ещё улавливал нос – ждёт.
Сегодня его семья, которая, по мнению Юэ, его никак не может подождать, устроилась для принятия пищи в одной из внутренних комнат с видом на большой сад – в нём не было птиц, но сил и труда в него было вложено немало, по большей части, чтобы придать разнящимся взглядам на красоту двух женщин, в равной степени носящих звание госпожи, некую гармонию.
Снова гнуть спину в поклоне было делом привычным – приветствие, представление, а затем молча и ровно столько, сколько потребуется, чтобы отец, и виду не подав, недоволен ли он опозданием сына и есть ли ему вообще хоть какое-то дело до того, кого тот привёл с собой, неспеша отложив палочки в сторону, кивнул, разрешая занять своё место – им обоим, не торопясь, впрочем, отвечать на приветствия, а оправдания не переносив вовсе. Поэтому Хунчжан не стал себя ими утруждать, решив, что в следующий откроет рот только тогда, когда спросят – как оно и должно, - а сам ничего не объяснять не будет. Ни почему задержался, ни где пропадал.
В конце концов, им действительно подали еду и ни в чём не препятствовали. Правда, после еды действительно тренироваться уже хотелось не так сильно, как в самом начале… Но они же шли поговорить. Поговорить можно было и в малом дворе, туда точно никто не сунется, а если и забредёт кто из страже, то всегда можно отослать…
Первая госпожа, Вэнь Мэйлин, как и всегда, была печальна, не поднимала глаз на вошедших и вообще мыслями была точно не в этой комнате, а куда уносились её мысли – сложно было сказать, да и вряд ли кого-то это занимало.
Зато его мать, облачённая, как всегда, в причудливую смесь традиционных клановых одежд и своих, не имевших ничего общего с этими землями, украшений, не преминула одарить насмешливым взглядом обоих – щедро, с ног до головы, глазами, каких у благородной замужней женщины быть не должно.
- Надеюсь, господин позволит своей недостойной жене поинтересоваться… - за годы жизни во дворце звучание её речи так и не стало изысканно правильным. С нежной улыбкой обращалась она к Шестому, но за самые доли мгновения, пока переводила взгляд на сына, улыбка сменилась кривой ухмылкой, возможно, могущей показаться слишком знакомой, кто когда-либо видел и мать, и сына.
Несложно было предположить, о чём хотела спросить вторая жена. Впрочем, наверняка, она догадывалась и без их слов, ибо о том, что Вэнь Хунчжан и Вэнь Шаньшэ достойно выдержали своё позорное испытание (хотя разве может быть позорным честный труд?) и вернулись действительно в отношениях самых приятельских, знали все. И с затаённым интересом ждали, насколько хватит этого приятельства.
- Оставь, Лянью, - глухо произнёс Шестой. – Этот ученик, в конце концов, меч использовал по назначению. А если твой сын в тот момент едва держался на ногах, это его заслуги.
Ситуация, когда его начинали обсуждать так, словно его здесь нет, была привычной, и ничуть не портила аппетита. Слишком многое в их семье – в тесном маленьком кругу тех, кто именовался ближайшими родственниками Шестого брата – зависело от настроения, и будут ли звучать в воздухе изысканные высокопарные обороты либо резкая свободная речь, можно было угадать, только оказавшись в гостях, иногда – вот так неожиданно.
В конце концов, отец поднялся из-за стола, и это же незамедлительно сделали и его супруги, однако, этим двоим было неожиданно позволено остаться. Со всем уважением попрощавшись и убедившись, что отец со своей небольшой свитой удалился, Хунчжан выдохнул – и не только мысленно.
- Всё ещё не жалеешь, что пришёл?
«В этом доме… странно», - подумал он, не сдержав смешка над своими мыслями. 
- Видимо, нам разрешили доесть всё, что осталось, и убираться дальше на все четыре стороны. На самом деле, я удивлён, что нас обоих не вышвырнули за порог – туда, откуда пришли, раз не умеем приходить вовремя…
Он просто пожал плечами, скрестив руки на груди и уставившись в сад, прислоняясь к одной из балок и не спеша возвращаться к прерванной трапезе. Осенний сад – слишком унылое зрелище, а Хунчжан был начисто лишён поэтического восприятия мира, чтобы видеть в этом что-то прекрасное. Куда интереснее было смотреть на Юэ – прямо в лицо, как и хотелось, не думая о том, кто и как может истолковать эти взгляды. Кроме него самого.
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

10

Наблюдать за этим лицом… Отчего же это стало таким интересным занятием? Что из того, что оно отражает, настоящее, а что маска? Наверняка за долгие годы у Хунчжана появилось немало своих способов сохранять лицо спокойным, ведь сам он внутренней невозмутимостью, как они уже выяснили, создав неудобства всем окружающим и самим себе, не отличался. Тем приятнее было видеть, как маска тает как воск, от улыбки. Лучшей из всех — свободной.
— Достойно ли благородного господина… оставить своего гостя ждать под дверью, подобно бродячей собаке?
И тем сложнее сохранять невозмутимым свое лицо, когда воспоминания так и пытаются пролезть вперед, когда он буквально кожей вновь ощущает, КАК они всё это выяснили…
— Так что я тебя приглашаю… А дальше — как повезёт, что-то мне подсказывает, что может не повезти обоим…
— Хм… я рад, что ты не оставишь меня у двери, — Шань Шэ почти беззвучно рассмеялся, изо всех сил запихивая эти приятные воспоминания в мешок забвения, — а если за дверью гостей не принято бить, то я с удовольствием приму приглашение, — в самом деле, даже стало любопытно, в чем именно может не повезти сразу обоим. — Впрочем, я приму его, даже если это не так…
“Хочу посмотреть на твою семью”, — мелькнуло мимоходом, будто мышью пробежало по каменным ступеням и исчезло в траве. Вслух бы не признался.
Было бы крайне любопытно заглянуть за занавес, узнать, что привело Хунчжана к тому состоянию, что он увидел во дворе весеннего дома пару недель назад, хоть и не было надежды, что он приблизится к пониманию. И всё же, переступая порог дверей, ведущих дальше, он надеялся, что ему “повезет”, не терял времени, разглядывая дом и запоминая дорогу. Быть может, он здесь и не в последний раз.
Торопливо уходящая вглубь дома служанка, несущая поднос с чаем, обозначила, что трапеза еще не закончена. Пахнуло пряным ароматом и запахом лапши и булочек, и голод заявил о себе с новой силой.
Именно так выглядят отворенные в сад резные двери дома, когда кто-то изволит любоваться печальными осенними видами, а узнать что-то новое о своем новом друге, вернее о его семье возможность представилась, незамедлительно. Склоняясь в ещё более низком поклоне, чем сын хозяина дома, он успел разглядеть и Шестого Брата, и его двух супруг, и место, куда можно будет присесть, если позволят.
Позволили. И даже не задавая вопросов.
Которая из двух этих красивых женщин мать Хунчжана, стало очевидным с первого взгляда, брошенного ею на вошедших. Ох и чем-то она напоминала его родную тетку, такая же ехидная и своевольная, как Юэ Фэнсян, воспитавшая своих двух сыновей и пытавшаяся воспитывать его тоже. Безуспешно, впрочем. Хоть и приятные воспоминания о семье, сладко-горькие на вкус, всколыхнулись и растворились в воздухе, щедро приправленным запахами еды и осеннего сада, позволить им отвлечь его от возможности стать ближе к семье Вэнь, пусть на один всего лишь шаг, он не позволил.
— Надеюсь, господин позволит своей недостойной жене поинтересоваться… — Еще не коснувшись палочек, Шань Шэ был готов втянуться в разговор, который ожидал разразиться за этим столом, но Шестой решил пресечь его до того, как вопрос будет задан:
— Оставь, Лянью. Этот ученик, в конце концов, меч использовал по назначению. А если твой сын в тот момент едва держался на ногах, это его заслуги.
Склонив голову в знак благодарности и согласия, он мельком взглянул на того, о ком тут только что говорили, и кто, не обращая внимания на сказанное, торопился есть, сам улыбнулся в лапшу и спрятал глаза.
Молчание за столом на удивление напряженным не оказалось, хотя не получившая свой ответ госпожа всё ещё поглядывала в сторону обоих внимательно и въедливо, быть может, ища ответы на другие свои вопросы. Что у нее их оказалось бы достаточно, Шань Шэ даже не сомневался, на всякий случай, не забывая вежливо опускать взгляд вниз, и так до самого их ухода.
Подняться пришлось всем, но позволение остаться опоздавшим стало отдушиной для обоих. Для Хунчжана точно. До того тот сидел, словно проглотив палку и даже дышал через раз, а теперь смог выдохнуть и расслабиться.
— Всё ещё не жалеешь, что пришёл?
Вопрос застал врасплох, и Шань Шэ даже не сразу понял, о чем тот говорит, грустно, но пытаясь смеяться.
— Видимо, нам разрешили доесть всё, что осталось, и убираться дальше на все четыре стороны. На самом деле, я удивлён, что нас обоих не вышвырнули за порог — туда, откуда пришли, раз не умеем приходить вовремя…
Доесть всё? После двухнедельной голодовки он был согласен на любую еду, лишь бы много.
— Но не вышвырнули же, — чувствуя солоноватый привкус на губах, он понял, что до крови прикусил одну, чтобы остановить себя, не шагнуть ближе, не встать рядом, опираясь рукой на дерево, к которому прислонился Хунчжан, а смотрит на него… всё ещё неподобающе месту и времени. И сел обратно, не дожидаясь приглашения. — Нет, не жалею. Я никогда ни о чем не жалею…
Поговорить, пусть полунамеками и не ко времени, но… поймет ли? Посмотреть на него снова хотелось, но он так и решился.
— Эти две недели пролетели слишком быстро, — вот тот кусок то ли рыбы, то ли краба, подцепленный палочками, выглядел очень аппетитно. — Надеюсь, твои родители не слишком сильно наказали тебя, когда вернулся?
Хорошо, что Владыка проявил терпение, и у него есть возможность продолжать жить так, как он привык, и даже без дополнительного повеления, которое невозможно не исполнить. А ведь он уже приготовился к третьему году испытаний.
— По крайней мере, они у тебя есть… родители, — договорил он и заткнул рот едой. Взял еще паровую булочку и смешал вкусы, чтобы не продолжать эту мысль. Владыке пришлось исполнить роль его приемного отца, чтобы отчитать, как следует и не следует быть Вэнем.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+2

11

- И очень хорошо. Потому что я тоже ни о чём не жалею, - улыбка едва коснулась его губ. Вэнь Хунчжан не мог сказать, правильно ли понял эти сожаления Юэ, точнее, их отсутствие, правильно ли ему показался какой-то особый тон, которым были произнесены эти слова, но в свои собственные попытался вложить совершенно особый скрытый смысл.
Потому что на теле до сих пор иногда ощущались прикосновения чужих рук, а губы и язык помнили вкус влажной разгорячённой кожи – на той грани, когда помнишь совершенно точно, но хотелось бы… напомнить ещё раз.
Его отец предпочитал полумрак, никогда не приказывая освещать комнаты в полной мере, поэтому в тенях легко было скрыть тот внезапно вспыхнувший блеск во взгляде, который было бы сложно истолковать иначе…
В конце концов, Хунчжан тоже устраивается за столом, не обременяя себя такими сложностями как пристойная и красивая поза, приличествующая молодому господину, и тянется к приглянувшемуся куску поджаренного мяса так же – пальцами, отправляя в рот. И даже хорошо, что тот оказывается слишком большим, чтобы прожевать его сразу и как следует, не набив при этом щёки, потому что некоторое время можно ровно ничего не говорить – потому что это-то уж точно верх неприличия. Потому что Вэнь Хунчжан никогда не был особенно силён в этом тонком искусстве прозрачных образов и туманных фраз.
- Если только сутки тренировок можно считать наказанием, а не благом для воина, - о насмешках матери рассказывать, конечно же, не хотелось. Как и о прозвище «кулан», которое за ним закрепилось, оставалось надеяться, что ненадолго, и что оно не будет вынесено за пределы их дома. И всё же… и он, и она почему-то казались, скорее, довольными, чем разочарованными. Если только выражения их лиц и воцарившуюся дома атмосферу можно было обозначить как «довольство».
- Но я осознал… Многое, наверное. А может, и нет, - он пожал плечами, всё же взяв палочки и подхватывая всё, что только попадало в поле его зрения. Однако, такое ощущение, что к ужину блудного сына ждали, ибо на столе не было ровно ничего из того, что он не ест, зато было всё, что готов поглощать в огромных количествах… Крабы, мясо, лапша, баоцзы с разными начинками, и обязательно с начинкой из сладкой фасоли, а так же рисовые пирожные, которых, правда, почти не осталось, ибо первая госпожа Вэнь была большой их любительницей и могла составить ему конкуренцию.
- Я был нетерпим, невежлив, вспыльчив, уделял мало времени тренировкам и много – праздным развлечениям, потакал слабостям своего характера, особенно гневу… - он состроил суровое выражение лица, примерно с таким ему всё выговаривал Шестой – и совершенно ровным спокойным голосом при этом. – Огонь обращает всё в пепел и прежде всего – душу того, кто не может держать его в узде, - Вэнь Хунчжан усмехнулся, откусывая большой кусок от баоцзы. Не повезло, не с фасолью. – Мне полагалось слушать со смиренным видом, отбивая удары, а затем – повторить всё вплоть до последнего слова. Так что мой характер закалился окончательно.
Он опять не знал, что именно стоит говорить, поэтому говорил всё, что придёт в голову, но на словах о родителях только кивнул, решив, что, наверное, продолжать эту тему и интересоваться, где родители этого Юэ, не стоит – собственно, тут и догадываться особенно бы не пришлось.
Хунчжан отбросил волосы за спину. Хотелось уже к демонам снять гуань, распустить волосы, потрясти головой, сбрасывая напряжение, переодеться, в конце концов. Хотя, напряжение можно было бы снять и по-иному… Взгляд сам невольно устремился в сторону этого Юэ, и о тренировках вспомнить пришлось почти насильно. Они хотели поговорить и потренироваться. А раз они уже поговорили и ни о чём не жалеют, осталось только потренироваться. Очень умно, когда почти под завязку набит едой.
- Если мы будем тренироваться, ты… - он немного пожевал губами, стараясь не задумываться, как дико это звучит и о чём может говорить, - ты можешь приходить, когда захочешь. Когда будешь… Когда мы оба будем свободны, чтобы потратить время на что-то полезное. Я имею в виду… на ещё что-то полезное, помимо общих тренировок и прочего… небо, - Хунчжан растёр лицо ладонями. – Ты понял же. Скажи, что понял.
Самое главное наказание – что рядом с этим Юэ теперь было так же невыносимо, как и без него. Или наоборот. Меньше всего Хунчжан сейчас понимал свои собственные чувства и желания, хотя жар, охватывающий всё тело на протяжении этих недель, красноречиво подсказывал, какого именно рода желание он испытывал. И это казалось диким.
Он прикрыл глаза, медленно вдыхая и выдыхая, и так несколько раз, но раствориться во времени и спокойствии всё равно не получилось, разве что слегка пригасить резкость слов, рвущихся с языка.
- Я ни о чём не жалею, - наконец, повторил он ровно то, что сказал в начале их разговора, если этот набор слов только можно было бы назвать таковым, - и не пожалею. Но я не смогу не думать о том, - Хунчжан замялся, подбирая слова. Не потому, что испытывал неловкость, а потому, что не знал точно, как выразить всё внутреннее – вслух, - не смогу не думать о том, что могло бы быть. Если всё закончится… так, - как-то некрасиво, словно бы всё сказанное прежде не имело никакого значения, он пожал плечами, оканчивая фразу. Главное, не смотреть этому Юэ в глаза. Не смотреть, чтобы, зацепившись за взгляд один раз, не потянуться следом, сметая всё на своём пути (тарелки, чашки, особенно живописно разлетелась бы по столу и комнате лапша), потянуться – чтобы что?
- Я не знаю, что чего больше заслужил этот Юэ… - как-то обречённо пробормотал Вэнь Хунчжан, тихо, слишком тихо, чтобы его услышали, но, наверное, ровно настолько, чтобы его всё же услышали, - желания его убить или его поцеловать.
Пальцы сами с собой сжались на коленях. Скрутило почти мёртвой хваткой, какой стоило бы им сжать собственное горло, чтобы изо рта не вырвалось ни единого слова из тех, что произносить не следовало. И, в то же время… накрыло какое-то странное облегчение, почти до головокружения. Мог бы – взлетел.
И улетел подальше отсюда.
Поднявшись со своего места, Вэнь Хунчжан как можно независимее расправил полы одежд, принял ещё более независимый вид и бросил через плечо.
- Но на тренировках – я тебя жду.
«А мне стоит проветриться».
Или стоило выставить этого Юэ за шкирку за дверь.
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

12

Сутки тренировок. Дело-то почти привычное.
Шань Шэ потирал ногтями ладонь левой руки, пока слушал и жевал булочку. Привычное ему самому, а младшим братьям всегда казалось слишком трудным, они редко могли продержаться и до конца дня рядом с ним, он же сам не равнялся даже на старших. Не потому ли он раньше времени повзрослел, вырос и окреп благодаря таким испытаниям на прочность? А к чему привык Хунчжан? Внезапно узнать его получше стало делом слишком важным. Какой он, что любит, чего не переносит, с последним он уже столкнулся, но так до конца и не понял, в чем было дело, почему же Хунчжан тогда сорвался… на самом деле? Слова, сказанные ранее, подтверждали догадки, но оставалось что-то ещё, до сих пор не понятое, не узнанное. Быть может, тот и сам ещё не осознаёт, почему выплеснул свой гнев на него в присутствии свидетелей.
Потакать слабостям характера с точки зрения Шестого Брата зазорно. В этом не было новизны, и раньше казалось, что Хунчжан сломал клетку жестких правил и не смог справиться со свободой. Интересно, а есть ли полный список подобных “слабостей”? Наверняка, судя по тому, что он услышал. И всё же… родители, живые, рядом… Как же это хорошо! Семья рядом — это хорошо. Теперь семья у него новая, и отношения в ней, как бы сказать помягче… слишком сложные.
Шань Шэ так задумался, что едва не пропустил брошенный на него взгляд, вроде бы очередной, но на этот раз по коже пошел жар. Обычно такой — предвестник гнева, по крайней мере, в этой семье. Но перехватив его на себе, он едва не вспыхнул сам, смотря в глаза напротив и слушая:
— Если мы будем тренироваться, ты… ты можешь приходить, когда захочешь. Когда будешь… Когда мы оба будем свободны, чтобы потратить время на что-то полезное. Я имею в виду… на ещё что-то полезное, помимо общих тренировок и прочего… небо. Ты понял же. Скажи, что понял.
Смущается, злится и теряет терпение. Хуншэ послушно, но слишком уж заторможено кивнул, не отрывая от губ свеженадкушенной булочки и молча ее пережевывая. Вроде бы Хунчжан говорит о простых вещах, но трет лицо и, кажется, краснеет. Не его ли неотрывный взгляд тому виной? Шань Шэ прикрыл глаза вслед за ним, усмиряя желание ответить и, возможно, тем самым смутить его еще больше взаимным приглашением. Промолчал и сам удивился, что не в силах сказать хоть пару слов и случайно, ненароком поторопиться и всё неосторожно разрушить, слишком откровенно предлагая… уединиться.
— Я ни о чём не жалею, — прозвучало и заставило вновь посмотреть на Хунчжана, — и не пожалею. Но я не смогу не думать о том… не смогу не думать о том, что могло бы быть. Если всё закончится… так. Я не знаю, что чего больше заслужил этот Юэ…
В вечерней тишине шепот, почти дыхание с едва заметным шевелением губ, был едва слышен его чуткому уху, но заставил сердце биться слишком часто:
— … желания его убить или его поцеловать.
Признание? Шань Шэ пожалел, что на столе нет вина, а только остывший чай в чашке перед ним. Его он и влил в себя, решая, что ответить. Ну, почему они в доме, полном слуг, а не где-нибудь там, где никто не сможет… помешать?
Пока он думал, Хунчжан торопливо поднялся, расправил полы одеяния и горделиво выпрямился, стараясь нацепить привычную маску на лицо. Скрыть под ней накатившие откровения и чувства.
— Но на тренировках я тебя жду, — поймал он взгляд сверху вниз, не зная, как лучше поступить, когда сам поднимался на ноги и делал осторожные, едва заметные, шаги к нему, подходя неприлично близко.
— Всё ещё хочешь меня убить? — пальцы неторопливо проехались по правому рукаву Хунчжана до запястья, обхватили мягко, но крепко, всё так же неспешно поднимая его руку, теперь уже своими двумя и прижимая ладонь к своему горлу. — Если тебе это нужно, делай, что так желаешь.
Улыбка сама собой наползла на губы, а жар от прикосновения растекся по телу, заставляя желать… большего.
— Или позволь мне быть тебе другом, — оторвать свои ладони от его пальцев было почти невозможно, и руки дрожали, не желая подчиняться. — Но, если считаешь что мое низкое происхождение оскорбляет твою чистую кровь, не позволяй мне надеяться… Мы можем просто вместе тренироваться. Тебе нужно время обдумать? — шаг назад сделан, еще один. —  Оно у тебя есть.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

Отредактировано Wen Ning (Четверг, 24 июня 16:30)

+1

13

С женщинами было проще, с теми женщинами, с которыми довелось общаться Хунчжану. Не надо было думать, что им сказать – пусть они сами говорят, пытаясь привлечь его внимание и надеясь провести ночь с кем-то не слишком уродливым внешне и не слишком отвратительным внутренне. Не надо было думать, что сделать, как донести до них то, что чувствуешь, потому что не было никаких чувств. Не надо было думать, как донести всё до себя самого…
Бию, милая Бию, она почти сразу понравилась ему, она действительно была не такой, как прочие девушки – в милом слишком ярко подкрашенном личике не было приторной сладости, в движениях - сладкого желания угодить, высокую грудь и полноватую на вкус некоторых талию было так приятно сжимать руками… Но ему бы никогда и в голову не пришло ревновать девушку из весеннего дома к кому-то открыто. Так, до драки, до шепотков по всему Ордену, до белых глаз. И к кому? К тому, чьи руки теперь он сам так отчаянно желал почувствовать на своём теле, при взгляде на которого в глазах горел тот же жадный до внимания, голодный огонь, с которым девушки смотрят на своих… гостей.
Стоило больших усилий действительно не сомкнуть пальцы на дрожащем горячем горле – или это его собственные руки так дрожат? Или это дрожат руки Юэ? Горяча ли его кожа, или он сам опаляет её рвущимся наружу жаром, а тот терпит, терпит… и не уходит. Говорит что-то, важное, наверное, или совсем неважное, лучше бы этому Юэ заткнуться, не говорить ничего, но нет, не отходить дальше, нет, ни на шаг, только не тогда, когда едва дал почувствовать своё тепло, своё присутствие слишком близко, почти как тогда, за эти недели, и сейчас удивительно было смотреть – и не видеть его рядом, пусть и один день.
- Не смей, - шепчет он, сам не понимая, к чему это относится, что «не сметь», а что посметь стоило, потому что прежде, чем начать осознавать хоть что-то, дёргает того за руку, обратно на себя, желая помедлить и сказать что-нибудь ещё, но немедленно впиваясь в губы, едва те оказываются слишком близко от его собственных губ. Так, чтобы до синяков, так, будто не виделись год, словно пытаясь всю душу из него выпить и зная – придётся остановиться. Что бы ни случилось, сейчас – придётся. И понять, что план «я только ещё один раз попробую, проверю, нужно ли мне это, и решу, что не нужно» позорно провалился, примерно так же, как сам Хунчжан сейчас готов провалиться… куда угодно, лишь бы там были эти руки.
- Если бы я знал, что никто не войдёт…
Слуги вряд ли бы осмелились тревожить их без предупреждения. Другое дело, что в любой момент мог вернуться отец или мать… Или даже первая госпожа, вспомнив, что совершенно случайно оставила в комнате свой любимый платок, без которого ей житья нет. Последующее наказание после такого он представлять не хотел, но возможные варианты всё равно мельком пронеслись перед мысленным взором, и заставили выпустить Юэ из цепкого захвата рук (он действительно его держал так, словно от этого зависела вся его жизнь?), но не показались достаточно ужасными, чтобы… на этот раз совершенно глупо и воровато оглядевшись, не поцеловать его снова, пусть и едва касаясь губами на этот раз.
- Я думаю… это был мой ответ.
И невозможно удержаться от того, чтобы вскинуть взгляд с затаённым на самой глубине переживанием – а дал ли Юэ свой?
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

14

Слушают ли его вообще?
В какой-то момент ему показалось, что нет, что слова проходят мимо, а все мысли Хунчжана сосредоточились в руке, держащейся за его шею пальцами, подрагивающими так, будто он перестал управлять ею. Быть может, не только рукой, но и своей Ци, потому как жар на коже стал едва терпимым. Еще чуть-чуть, и пришлось бы вспомнить о ледяном ветре гор…
Нет, только не сейчас, не в этот момент, когда красивое, когда-то холодно надменное, теперь полыхающее словно в огне лицо рассказывает ему так много о чувствах. Пламя завораживает, и пусть он не похож на беззащитного мотылька, позволить этому пламени расти — всё ещё опасно и, вместе с тем, удивительно радостно.
— Не смей, — шепот пронзает откровенностью и почти негодованием, вызывает растерянную улыбку.
Не смей? Не смей отходить?
Как ни жаждал сам этого, всё равно оказался не готов к тому, чтобы его властно дернули за руку, возвращая назад, чтобы он чуть ли не упал в объятия этого изголодавшегося по той случайной ночной откровенности за безмолвно (о том, что случилось) прошедшие две недели. И даже принимая поцелуй огненного урагана, вылившегося на него разом, и вспыхивая от этого огня как сухое дерево, ощущая болезненный ответ тела вперед чувства облегчения — его не… не отвергают, Хуншэ в ответ обхватил руками этого желанного, долгожданного, внезапного, похитившего его покой и его разум…
— Если бы я знал, что никто не войдёт…
Если бы гость знал, что никто не войдет, ему было бы все равно, что это чужой дом и даже не личные покои. Но помутневшее зрение возвратилось всё к той же обстановке, отрезвляя, заставляя включить голову. Удивиться тому, что на какой-то краткий миг он совершенно потерялся и забыл об осторожности. Да что там! Вообще обо всём!
А теперь его горько-сладкий приз — смотреть, как доломавшаяся гордость догорает в этих глазах напротив, возвращаясь к нему снова и даря новый поцелуй, теперь ласковый и нежный, от которого дыхание останавливается, а сердце пропускает удары. Восхитительно прекрасный, он тает слишком быстро… слишком…
— Я думаю… это был мой ответ.
Рука вскинулась сама собой, чтобы остановить это ускользающее, этот “ответ”, задержать его еще хоть на миг, и сжала плечо, не давая отстраниться или отодвинуться, а сам он, сметая все приличия вон, прижимаясь всем телом, хоть раз — но сегодня, сейчас, пошел на поводу жгучего желания. За спиной Хунчжана всё тот же деревянный резной столб, к которому тот был прижат так же, как и ладонь — над его головой. И только боль ногтей, впивающихся в дерево всё сильнее и грозящих сломаться, отрезвила и заставила оторваться от желанных губ, развернуться, потирая лицо ладонями, через накатившую страсть и нежелание подчинять ее воле и благоразумию.
Хуншэ помотал головой, так и стоя к Хунчжану спиной и не позволяя видеть свое лицо, пьяное от счастья и растерянное. Как же это так вышло? Это всё вообще…
— Нам нельзя, — хриплые нотки не спрятать, прорываются в голос, но говорить — это лучше, говорить не так опасно, как делать то, что они только что… Вот сейчас он успокоит лицо, вернет себе обычный взгляд и повернется обратно, приглаживая волосы. — Нам нельзя, — покачает головой еще раз, поправляя ворот одежд Хунчжана одной рукой, осторожно, будто извиняясь, — нельзя… попадаться, — тихо и доверительно добавит он, а улыбка спокойно расползется по лицу, превращая его в привычное уже всему ордену. Вот только он вряд ли заметит, как язык обведёт губы, чувствуя послевкусие самого сладкого поцелуя, а взгляд застынет на тех губах, что его подарили. Заметит не сразу. — Я не могу уйти сейчас… Мы будем тренироваться. Веди.
В последний раз сжать руку, сплетая пальцы в тени рукава, — вот чего хотелось, и он не отказал себе в этой малости.
— Ты ведь знаешь, где меня найти потом, да? — так тихо, чтобы услышал только Хунчжан, стоящий рядом, он сказал именно сейчас, пока тот отходил от его шутки и ждал того, что он скажет дальше. — Но только... не раньше, чем они привыкнут и перестанут задавать вопросы…

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

Отредактировано Wen Ning (Суббота, 12 июня 03:18)

+1

15

— Нельзя… попадаться.
Хунчжан медленно выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, расслабляя пальцы, которые сами по себе уже успели собраться в кулаки, и сжимает уже чужие пальцы – коротко, почти сразу же прерывая касание. Которое, наверное, говорит больше, чем все поцелуи…
- Если этот Юэ не научится договаривать фразы до конца… когда-нибудь я точно задушу тебя, - он не может сдержать улыбки, наверняка глупой, он вообще считает все свои улыбки донельзя глупыми, кроме разве что кривой усмешки. А самое главное – то, с каким облегчением он это всё говорит, заставляет все внутренности свернуться в каком-то стыдном, болезненном отвращении. Болезненном до удовольствия.
- И пока я тебя никуда не отпускал.
«И не отпущу», — это приходит само и кажется таким же болезненно-отвратительно-прекрасным, как и всё, что было до этого. Этим вечером не отпустит точно, он обещал… потренироваться. Вот, точно, чем не благородная цель? Чем не повод? И лучше тренироваться, чем мучительно придумывать пристойный повод.
Хунчжан бросил последний взгляд в окно, прежде чем направиться к двери.
- Я бы нашёл тебя, - он тихо фыркнул, - даже если бы не знал, где искать. Не только этот адепт обладает особыми… - разглядывать Юэ было куда интереснее, чем сад, вот так вполоборота, почти полностью собравшись с мыслями и вообще – собравшись. – талантами и выдающимися способностями.
Впрочем, мысли о чём-то выдающемся вряд ли поспособствовали бы трезвости ума и твёрдости в конечностях… За неким исключением. Прокашлявшись, Вэнь Хунчжан как ни в чём не бывало покинул комнату, ведя за собой Юэ.
В этот угол двора, через несколько извилистых проходов и высоких стен, никто не заглядывал, кроме него и Шестого, и только в самый последний момент Хунчжан спохватился, что они могут застать там отца в медитации, но хорошо утоптанная площадка была абсолютно пуста, не считая сухих листьев, принесённых ветром из сада. Кроме одного входа с улицы сюда попасть было невозможно, единственная дверь вела в такое же единственное помещение, достаточно просторное, но служившее только лишь складом оружия, которое использовалось исключительно для тренировок, но содержалось в надлежащем порядке. Руки сами потянулись к привычному уже яньюэдао, перехватывая древко, делая несколько оборотов, разминая запястья. Но, наверное, этот Юэ предпочтёт меч? Сам Хунчжан меч бы не предпочёл, если бы у него был выбор, и Хосин наверняка это чувствовал, вот только недавно получалось его ощущать, наконец, продолжением себя самого, а не соперником. Весьма строптивым соперником… Взгляд упал на лезвие яньюэдао, тускло поблёскивающее в неярком свете одинокого фонаря у стены.
- Я приду… На следующую ущербную луну. Времени пройдёт достаточно.
Дожить бы теперь только. Надо срочно найти себе занятие, достаточно отвлекающее от ненужных мыслей. Что же ещё стоило сделать, как не отдать всего себя тренировкам, проявляя похвальное рвение? Вон, даже подружиться с одним из самых многообещающих учеников, помогая друг другу становиться лучше каждый день… В конце концов, преодоление себя куёт характер. И всё складывалось, в общем-то, неплохо, если не обращать внимание на пожар в груди – и внизу живота.
- В стремлении всё свободное время уделять совершенствованию вряд ли углядят что-то дурное. Держи, - он снял со стойки меч, протягивая его Юэ. – Ещё и одобрят, - Хунчжан хмыкнул, выглядывая тот меч, который для тренировок использовал обычно он.
- Но я могу сказать… никому и в голову не придёт, - он тихо выдохнул и ещё тише добавил. – Если даже мне не приходит…
Меч оказался вовсе не там, где он его оставил в прошлый раз, если только Хунчжан правильно запомнил, где вообще его оставил. Шестой редко использовал в их тренировках меч, примерно в двух из семи, и не скрывал своей нелюбви к этому оружию. Сам Хунчжан именно в нелюбви мог признаться вряд ли… но вот последние события показали, что ему надо сосредоточиться на оттачивании именно этого мастерства.
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

0

16

Он и в самом деле увидел, нет, почти кожей ощутил его страх? Неосторожно веселая шутка вышла и впрямь слишком правдивой и потому показалась злой?
— … когда-нибудь я точно задушу тебя, — улыбка Хунчжана, сжавшего руку в кулак, и не сразу расслабившего ее, была сейчас почти растерянной.
А стала бы его собственная такой же, получи он отказ сразу после обжигающей обоих страсти, отправляющей рассудок в забвение? Тем острее чувствовалось то, что их судьбы с того дня сплелись слишком сильно, как корни деревьев, выросших рядом, ни разодрать, ни расплести бережно.
— И пока я тебя никуда не отпускал, — услышать в ответ было не менее весело, а серьезность, с которой это было сказано, на шутку и вовсе не тянула, однако вызвала много самых разных мыслей. Этот Вэнь решил, что его новый родич принадлежит теперь ему? Или считает, "птица", летящая над рекой, всегда будет выше этой "реки"? Об этом ли хотел сказать Владыка, отправляя ему ту самую ширму, или он даже не взглянул на нее, — теперь он не узнает, даже если сломает голову об эту загадку. Разве он не волен уйти, когда ему вздумается, или Хунчжан так не считает? Но, вместе с проглоченным смехом, который вызвала эта выходка, проснулось любопытство, насколько далеко тот пожелает продвинуться в своем собственническом порыве. В том, что Хунчжан собственник, сомнений не возникало и раньше.
"Я бы нашел тебя…", — идя за ним дальше, Шань Шэ смаковал эти слова и смысл, за ними стоящий, разглядывал дом, стены, разделяющие дворы, с интересом к новизне, не более того, запоминая и этот путь. Дом в традиционном стиле, заблудиться здесь было бы весьма сложно, если точно знаешь, куда идёшь. На сей раз путь лежал в один из дальних дворов, явно предназначенный для тренировок.
Лишь только Хунчжан увидел стойки с оружием, от Хуншэ не могло укрыться, с каким удовольствием он протянул руки к дао полумесяца, сделал несколько взмахов, разминаясь, но задумался явно о другом, глядя на лезвие.
— Я приду на следующую ущербную луну… Времени пройдет достаточно.
Ждать почти две недели. Что ж, ладно… пусть будет так.
— Хорошо, — Шань Шэ и хотел бы поторопить время, но пусть решает сам. Да и за эти дни разговоры вокруг них поутихнут, и внимания им будет меньше. Согласиться сейчас проще и разумнее, чем поспорить. А поспорить хотелось… хотелось потянуть за собой, встать на мечи и, перемахнув через стену, скрыться в ночи.
Хорошо, повторил он самому себе, соглашаясь терпеливо и безмолвно ждать новой луны и ещё два дня, делая… намереваясь сделать каждый день ожидания радостным от предвкушения…
— … ещё и одобрят, — в его руке оказался тренировочный меч, и он понял, что прослушал почти всё сказанное до этого, засмотревшись на того, кто в призрачном свете фонаря и восходящей луны казался самым сильным искушением в его жизни.
— Но я могу сказать… никому и в голову не придет… если даже мне не приходит…
Сказанное так тихо, что будто лишь самому себе, было услышано. Дав себе вдох, чтобы подумать и устроить Хэйчжао на пустующее место для меча, Шань Шэ ответил тихо:
— Ты веришь в это или ты хотел бы верить в это? Неважно… — он встал рядом, так близко, чтобы посмотреть ещё раз в эти глаза, — нам придется договориться, когда, где и о чем мы будем разговаривать, как вести себя, когда на нас смотрят, что ты скажешь своим друзьям, если они спросят… Наши слова не должны отличаться слишком сильно. Меня ведь тоже могут спросить… — усмешка выползла на лицо сама собой, — если осмелятся. Но было бы всем удобнее, если бы твоя свита немного потеснилась и освободила мне место рядом с тобой… по своей воле.
Смех в тишине вышел громким, громче, чем хотелось бы, но смех — пусть слышат его в доме —  даже лучше тишины. К тишине принято прислушиваться.
Хуншэ вышел во двор, примериваясь к балансу меча. Цзянь в руке казался слишком лёгким, как птичье перо, обманчиво лёгким для того, кто привык к тяжёлому своему, и это заставило задуматься о выборе своего собственного оружия для тренировок с Хунчжаном.
— Ты выбрал меч, хотя смотрел на дао полумесяца? Почему? — не нужно предупреждать о том, что собираешься сделать первый выпад, как и не нужно говорить, что не собираешься следовать стилю ордена Цишань Вэнь. Если ещё пару лет хотя бы он не будет тренироваться как привык с детства, как… Юэ, он окончательно станет Вэнем, и его клятва истончится, его рука перестанет быть рукой Юэ, мстящей за Юэ, его связь с отцом превратится в ничто. Быть может, ещё не сейчас, быть может, вообще никогда той мести не представится шанса, но именно сейчас он позволил себе сбросить в пропасть два года обучения в ордене ради того, чтобы вспомнить, как владеет мечом его народ. Меньше движений, ничего лишнего, ничего предсказуемого для того, кто не дрался с чужаком.
Возможно, в список особых талантов Хунчжана меч входил тоже, но скучно им обоим теперь точно не будет…

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+1

17

Почему-то им самим назначенный срок показался ему же самому слишком долгим. На самом деле, Хунчжан не любил ждать и не любил знать, когда что-то его именно ждало.
Но он не мог не знать, насколько это время сейчас необходимо. Им, всем, ему лично. Хоть он и не любил ждать и планировать.
- Спросят, - невозможно не прикрыть глаза, отказать себе в удовольствии вдохнуть поглубже – втягивая его запах… - Тебя тоже спросят. Обязательно.
Что и кому сказать. А действительно, что? Что-то, кроме внезапно вспыхнувшей дружбы, спаянной общим наказанием?
- Я был бы не против, если бы эта свита разошлась по своим делам. Но это необходимо… почти, - пальцы в большей уверенности сжались именно на мече. Это тоже было необходимо. - Подумаем, что сказать. Только…
Хунчжан тихо рассмеялся. И действительно, у него было, что сказать, и чему точно поверили бы, но сегодня он сам уничтожил эту возможность одним своим поступком.
- Надо сказать, не ты один пользуешься определённой репутацией среди адептов, - отсмеявшись, он снова взглянул на этого Юэ, не тая лукавый блеск в глазах, - и я бы мог сказать, что это часть наказания – делать вид, будто бы трудности нас так сплотили, прямо на радость учителям. Несколько совместных тренировок, на которых мы не попытаемся друг друга убить, несколько мирных бесед… Пока всё не успокоится. Только появилось одно «но». Я бы ни за что не привёл тебя сюда.
«А говорят, этот пришлый до самого твоего дома дошёл», - что-то такое он бы услышал обязательно. Практически никто из его «свиты» не был вхож в его дом. На деле – никто, кроме Чэнмина, не считая кровных родичей. Но на самом деле, Хунчжану вовсе не думается об этом. Он отчаянно ищет повод хотя бы раз ещё прикоснуться и, в конце концов, протягивает руку, невесомо расправляя несуществующую складку на чужом рукаве. Внутри становится как-то… легче.
Они выходят, наконец, во двор, и его бровь, наверное, взлетает вверх столь же стремительно, как и чужой меч в быстром, стремительном выпаде, ни один Вэнь так не атаковал бы, а за внешне грубое, напористое исполнение удара им бы руки переломали, но…
Интересно…
- Ты выбрал меч, хотя смотрел на дао полумесяца? Почему?
Почему? Не время для разговоров, когда нужно думать – быстро, и так же быстро – делать.
- Потому что меч – оружие благородного господина.
Если он действительно реагирует на его отношение, на этот смешок Хосин непременно обиделся бы. А может, и нет, сочтя, что лёгкий презрительно-насмешливый тон относится не к благородному духовному оружию, а этому лому, с которым тренируются. Да, именно так.
Оставалось пока только защищаться, всматриваясь, пытаясь предсказать, что будет дальше. Он привык, что знает, чего ожидать от противника, насколько бы тот ни был хорош, но – знает. Стиль клана Шэнь из Паньюя был другим, но чем-то сходен. Этот же вовсе ни на что не похож. Возможно, будь в его руках дао, он бы сориентировался быстрее… имея что-то привычное, что действительно ощущалось продолжением тела. Но сейчас у него был только меч – и Юэ, который, конечно же, был всегда хорош в том, что делал.
Но…
- Хочешь попробовать?
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

18

Значит, трудности их сплотили, и учителя будут просто в восторге. Особенно, когда увидят, как они мирно беседуют во время перерыва. И раз уж Хунчжан сам решил разрушить последний мост для отступления, так тому и быть. Не придется делать вид, что они друзья. Придется делать вид, что они… всего лишь друзья. И это было, пожалуй, даже труднее первого варианта. Ведь откровенная ненависть не так подозрительна, как попытки не искать возможности приблизиться, прикоснуться, хотя бы даже к рукаву, как это сделал Хунчжан перед тем, как они начали, наконец, свою тренировку.
— Хочешь попробовать? — звучит ничуть не менее искусительно, чем желание попробовать запретное. Особенно — с ним. Он же сам хотел попробовать слишком много нового, но лучше бы уже выбрать то, чем будет заниматься в ближайший год, раз Владыка не изволил дать ему наказание, граничащее с благословением, как это бывало в начале каждой осени, что он провел в ордене, а лук ему снился едва ли не каждую ночь, и он уже не мог различить реальность и сон, нужно было нечто совершенно отличное, чтобы найти новую точку опоры.
— Хочу, — без колебаний отозвался он.

Тот вечер он вспоминал весь следующий день, до того, как (совершенно случайно) они встретились на перерыве, и на втором (всё так же случайно) встали в одном ряду для парной тренировки. Абсолютнейшее везение, что учитель не разогнал их по разным углам, а с интересом наблюдал за успехами двух адептов, которым, наконец, перестало быть скучно в это время суток. Ближе к вечеру почти каждый на тренировочной площадке был в курсе, что этот новоявленный Вэнь вчера вечером был принят в доме Шестого… Скучковавшись поодаль, “свита” его наследника весь день обсуждала изменившиеся обстоятельства, а к полудню следующего Чэнмин, Хуншэ посмеивался до сих пор, вспоминая его лицо, решился щедро посыпать его смелыми шутками под прикрытием того, что этот выскочка вряд ли захочет обратно в поля и не развяжет драку прямо во дворе при стольких свидетелях, а значит выскочке придется проявить терпение и утереться. Змей терпение проявил, посмеялся вместе со всеми и отшутился, как мог, но перерыв закончился, и Чэнмин внезапно оказался в паре с ним. В самом деле, почему бы и нет? Чем больше друзей, тем лучше. И никакой пощады этим новым друзьям. Прекрасно провел время, не сдерживая ни силы, ни скорости, ни своей улыбки, без которой Чэнмин явно скучал целых две недели, что тому, должно быть, хватит ее порции еще на две вперед.
Вечерние тренировки с Хунчжаном были по-настоящему светлым временем суток, и пусть они проходили уже после ужина, и пусть часть этого времени была отдана его семье со всей почтительностью младшего родича, вечеров этих он ждал с нетерпением, и возвращаться к себе торопиться не желал. Разве что рамки приличия заставляли покидать этот дом…
К концу недели деревянное древко дао полумесяца в его руке взлетало слишком быстро, становилось слишком легким, и он озадачился тем, чтобы найти себе яньюэдао по руке. С этим “подарком” вчера и явился в гости. Дао был так тяжел, что эта тренировка выжала из него все силы, замедлила максимально и заставила отдыхать почаще. Хунчжан ехидно посмеивался уже через несколько заходов, но этот смех он был готов слушать и слушать вечно…

Этот смех и сейчас звучал в его голове. Сегодняшний вечер они пропускали, а дао полумесяца было найдено место в его покоях рядом с духовным оружием, рядом с луком, чье место теперь почетно не пустовало. Они друг от друга должны были отдохнуть ещё.
Непривычно тяжелое оружие заставило руки работать, и руки отзывались хорошо знакомой с детства тянущей болью. Такая обычно делает его сильнее спустя некоторое время, если не сдаваться и не прекращать тренироваться, так и бывает. Зеркало ещё теплой воды в чаше для умывания разбилось на осколки, стоило погрузить ладони в приятную воду и омыть руки, лицо и шею, и пусть сегодня он уже успел расслабиться в теплой воде купальни, воды хотелось еще. Томительны вечера, когда заняться нечем, а из головы не выходит то, чего ждешь и ждешь, и ждать придется еще неделю или даже больше… Распустить пояс шэнъи, развязать завязки нижней куртки и снять гуань — вот чего хотелось более всего. Близился час Крысы, и это значит, что никаких срочных дел сегодня уже быть не может… адептам пора отдыхать.
Шань Шэ никогда особенно не заботился о своих волосах, и этому пришлось учиться здесь, в ордене. Даже тому, как лучше их расчесывать, как собирать, чтобы не путались слишком сильно. Стараниями милой девушки по имени Бию, он узнал немного полезного, а теперь вот, расчесывая простым гребнем из деревни и вспоминая, какие мягкие волосы у Хунчжана, сжимал руку в кулак, чтобы сидеть на месте и терпеливо делать то, что должно, а не ходить по комнате, не находя себе места. Печалясь, что с ним это всё происходит, и радуясь — тому же, вдыхая ночной воздух, щедро проникающий в комнату из-под прикрытых не до конца ставен, и молясь всем известным богам, чтобы эта неделя поскорее закончилась.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+1

19

То, как они каждый раз, раз за разом оказывались рядом, действительно можно было счесть совершеннейшей случайностью, ведь невозможно всё отследить. Оказались бок о бок на тренировке? Как поставили, так и стоят. По крайней мере, никто не был против, уж точно не наставник, который, похоже, счёл, что эти двое, наконец, занялись делом и занялись им даже с пользой. И вполне естественно было переброситься после тренировок парой слов, всё же, они оба – не абсолютные невежи. Но были, конечно, те, кому такие перемены показались слишком внезапными и не слишком удобными. Что ж… Они сами давно уже должны были понять, что Хунчжан делает ровно то, что хочет. Если это не противоречит воле Ордена, отца и Владыки. А с противлением ни одной из этих трёх сторон света он не столкнулся. Пока. Пока они просто дружат.
С Ченмином они тоже просто дружили, почти по-настоящему, по крайней мере, ближе всех остальных. Не было человека, которому Вэнь Хунчжан мог действительно поверить все свои мысли и тайны, но насчёт поговорить, развлечься или размяться – почему бы и нет? Его любила первая госпожа и не особенно любил Шестой за то, что веер тот держал в руках куда увереннее, чем меч, и фехтовал искусно словами и фразами, нежели настоящим оружием, в чём мог составить конкуренцию как отцу, так и сыну, в разговорах не слишком… Правда, обратив своё истинное оружие против этого Юэ, Ченмин словно бы бросился в бой либо с тупым мечом, либо в слепой ярости – что было для него несвойственно. Наверное… наверное, как другу, Хунчжану стоило бы поинтересоваться, что случилось, но он предпочёл сделать вид, что не случилось ровным счётом ничего, полагая, что в чьи-то перепалки вступать не должен. А вот остальные неплохо провели время, сначала слушая колкие фразы, затем наблюдая за сокрушительным ответом.
А затем наступало только их время, и пусть он знал, что за ними иногда наблюдают незримо, это не волновало, ведь, по сути, они ничего не делали, касались друг друга разве что в бою и двусмысленными фразами, от которых усталость наваливалась сильнее, чем от той дуры, простите, благородного дао полумесяца, что, в конце концов, откопал для себя Юэ. Что-то такое и было ему по руке, чего-то такого и ожидалось от него… именно это. От смеха удержаться было сложно, так же сложно, как определить для себя, к чему относился этот смех.
«Весенний ветер по лицу гуляет», - невзначай бросила мать, когда разминулась с ним в одном из коридоров, а сам Хунчжан привычно гнул спину в поклоне, и его лица ну никак не было видно… Как и его мыслей, терзавших всю последнюю неделю. Ещё одну он бы не выдержал.
Он едва выдержал вечер в компании отца, один из тех вечеров, которые ещё недавно казались совершенно привычными. Они были в малом саду, Хунчжан зачитывал одну из книг, недавно доставленных для библиотеки Шестого, а тот сидел напротив с Чжао на плече. Глаза отца – закрыты, глаза ворона внимательно поблёскивали, словно бы он смотрел глазами этой птицы, смотрел, чтобы Хунчжан не допустил ни единой ошибки, не пропустил ничего и не смел зевать, читая про сплетение судеб словно стебли лимонника и глицинии. В конце всё, что хотелось, это напиться, и Хунчжан знал, кто бы смог составить ему компанию.
Правда, предложение от Ченмина наведаться в весенний дом, поступившее пару дней назад, он отклонил, сославшись на то, что ему запрещено подходить к подобным заведениям и на пушечный выстрел, и будет запрещено ещё очень и очень долго. На самом деле – не так всё было страшно в его жизни. Но он закрывал глаза и видел только одного человека, настолько отчётливо, что ноги сами понесли его из дома, кто увидит – что ж… можно сказать, он принял предложение Ченмина. Не было особого труда, покинув дом, пройти так, чтобы почти не попадаться никому по пути, просто потому, что он уже не в первый раз проделывал подобное… а вот тем, у кого он расспрашивал на днях о конечной цели своего путешествия (надеясь, что это было как бы между делом и как бы к слову, хотя как может быть к слову попытки выяснить, где нашёл себе пристанище этот Юэ?), оставалось лишь поверить на слово, чего обычно делать Хунчжан не привык, но разве был смысл врать?
Но самое главное, чтобы никто не заметил, как он, кое-как прокравшись под окна (где, как он думал, должны были оказаться эти самые окна) и оценив свои личные способности, просто решил взлететь на мече, используя благородное оружие и собственные духовные силы совершенно не по назначению. Но сама идея заставляла его тихо посмеиваться, возможно, нервно, вперемежку с такими же тихими ругательствами, и он кое-как сумел, разглядев приоткрытые ставни, толкнуть их в стороны, не особенно изящно сначала влезая, а затем пытаясь осмотреться в тёмной комнате и ни на что не напороться, потому что – а вдруг он всё же попал не туда, куда хотел? Дальше додумать не дали пальцы, опустившиеся на его горло, и эти пальцы, пусть касались его не часто, не узнать было невозможно.
- Рад видеть?
Он не двигался, не сопротивлялся. Даже был согласен на то, чтобы его просто задушили, раз уж захотелось такой своевременной мести… Впрочем, влезшего к нему в дом через окно сам Хунчжан, наверное, угостил чем-то более острым.
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

20

Этот простой гребень из цельного дерева безо всяких украшений, что остался с ним, когда они покинули деревню, стал почти драгоценным. Он не был лучше остальных и не выглядел изящно, скорее уж слишком обычно, грубо, быть может, даже был самым неудачным творением своего мастера. Но не то, что за ту вязанку дров ему отдали всего лишь ненужный гребень, каждый раз вызывало улыбку, когда Хуншэ сжимал его в руке или в очередной раз неторопливо проводил им по волосам. Более всего сердце радовало то, что этот же гребень касался волос Хунчжана, шелковых наощупь даже после палящего солнца и сухого ветра… Наверняка сейчас, когда он успел привести их в порядок, прикасаться к ним будет еще приятнее.
И каждый раз, когда на занятиях он ловил себя на мысли, что хочет зарыться рукой в эти волосы, он поднимал взгляд в небо, он делал так, пока наставник не начал подмечать, что этот ученик выглядит странно и стал приглядывать за ним внимательнее. Такое внимание было совсем не на руку, и Шань Шэ перестал мечтать на тренировках, но никто не мог бы запретить ему мечтать, находясь в своих стенах.
Даже за те две недели, что его здесь не было, он вернулся сюда, как домой, на удивление успев обжиться всего за месяц после переезда в новые покои дворца, где жили младшие родичи из клана Вэнь, не имеющие пока своих собственных семей. Считалось, что эти, доставшиеся ему, были довольно скромны, тесноваты, слишком просты, без выхода в сад, и окна выходили на горы. Впрочем, открывающийся из них вид его вполне устраивал, как и то, что внизу было всего лишь несколько деревьев и чахлых кустарников, а сидеть над обрывом, свесив одну ногу, и любоваться закатом в одиночестве после долгого года изнурительных тренировок… О, теперь это “развлечение” ему было недоступно. У него появилось совершенно иное, куда более желанное, и не было времени, сидя на окне, думать о том, что его жизнь закончилась, едва начавшись, а долг предкам, быть может, никогда не будет возвращен.
Шань Шэ сильнее сжал в руке гребень, посмотрел на него в дрожащем свете свечей и вернулся к своему занятию с прежним рвением, отгоняя неприятные холодные, почти леденящие сердце мысли. Уж коль его жизнь изменилась навсегда, стоит искать в ней новые смыслы, уговаривать себя искать их… Впрочем, с Хунчжаном уговаривать себя пришлось в другом… 
Хуншэ помотал головой, отгоняя желанное видение. Ближе к рассвету в первое их утро в деревне Хунчжан уснул так крепко, что даже не почувствовал, как чьи-то пальцы гладят и перебирают прядь отмытых в реке волос. Еще бы, накануне они работали в поле до заката, а после ели простой рис и жарили на костре рыбу допоздна. Утром он не посмел предложить расчесать ему волосы и просто передал этот гребень… Так и повелось. А теперь он жалел, что не позволил себе такого удовольствия в те дни. 

Из тёплых воспоминаний его выдернули звуки из окна, разом отрезвляя и возвращая в реальность. Не просто так он был рад, что окна его выходят на место относительно пустынное. И не слишком верил, что клан Чжао сможет остановить то, что этот Юэ вошёл в клан Вэнь. Быть может, даже наоборот, это могло раздражать настолько, что подослать к нему кого-то они могли… Но, стоило мгновенно потушить все свечи и скользнуть к окну, готовясь перехватить нарушителя его спокойствия, как с грацией горного гуся в комнату влез Хунчжан. Клыки так и остались в своих кожаных гнёздах, а сам он не позволил себе дыхания. Оно было бы слишком… шумным сейчас. Но пальцы сами собой легли на его шею, почти прижимая его к своей груди.
— Рад видеть?
Казалось, он даже не удивился, а только замер в ожидании ответа. Рад ли видеть? Тело ответило быстрее языка, распаляясь от внезапно ощутимой до дна жажды, заставляя выгнуться дугой и отступить на шаг, чертя пальцами по шее назад, по плечу и руке вниз. Взять бы за руку, развернуть и впиться в губы… как хотелось! до головокружения… Но пальцы нащупали…
— Это что, вино? — тихий смешок рассеял отчаянное желание, сделав его терпимым и терпеливым. — Если ты принес вино, я рад вдвойне.
В самом деле, бросаться на гостя, только что влезшего в окно, как-то… негостеприимно. Да и интересно послушать историю о том, почему не в дверь. Свечи вспыхнули снова, освещая комнату, разделенную надвое резными перегородками до потолка, отделяющими то, что считалось спальней, от места, где был стол, оружие и две простые ширмы. Ничего лишнего, ничего не нужного. Вот только попал Хунчжан как раз в "спальню", где стоял подарок Владыки — та самая ширма с птицей над рекой, и теперь мог хорошо ее разглядеть.
— Идём, — завязки путались в руках, пока он проходил мимо неё в другую часть комнаты, — сядем и выпьем вина.
Если он сейчас же не сядет за стол, он просто бесцеремонно потащит гостя в постель. И не услышит того, почему тот пришел так рано. За чем он пришел…

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+1

21

Конечно же, он рад был его видеть. Эту фразу можно было в равной степени применить к обоим…
Хунчжан не мог долго находиться с ним рядом, едва сдерживаясь, когда они встречались на тренировках, и все испытываемые им в эти моменты эмоции вкладывая в удары. Наедине же… это было невыносимо, кожа, которую едва задели чужие пальцы, пылала, как, наверное, не смогла бы и от самого сильного огня.
- Это вино. Мне срочно понадобилось выпить, но, говорят, в одиночестве этого делать не стоит. Или ты… - он обернулся, выразительно осматривая Шаньшэ с ног до головы, - собирался спать? Но я всё равно не уйду.
Он прошёл дальше в комнату, не скрывая своего любопытства, с коим рассматривал простую обстановку. Взгляд невольно зацепился за ширму, выделяющуюся на общем фоне. Птица над рекой. Наверняка сверху палило беспощадное солнце, которое могло опалить птице крылья и иссушить реку, но Хунчжан не был склонен к поэтике, как и, скорее всего, этот Юэ, однако столь изящная вещица в достаточно скромном убранстве казалась… интересной.
Но больше всего нравилось в открытую, ни от кого не прячась и не пытаясь сделать взгляд более... пристойным, более нейтральным, более незаинтересованным наблюдать за этим Юэ, как будто не видел его, по меньшей мере, вечность, ни этих глаз, ни этих рук (кожа всё ещё хранила прикосновения), ни… откупорив кувшин, Хунчжан хлебнул вина прямо так, усаживаясь за стол и с громким стуком водружая на него второй. Кивнул, приглашая сесть напротив. Приглашая его сесть в его же… доме. Впрочем, если посмотреть, дом в самом широком понятии был их общим.
- Ты хорошо устроился, - Хунчжан с наслаждением сделал ещё глоток, прикрыв глаза, - только слишком высоко, пришлось немного опозориться, если кто-то ещё это видел, но не настолько, если лезть просто по стене. И знаешь… - он облокотился о стол, - я до последнего не был уверен, что это твоё окно, но обещал же тебя найти.
С тихим смешком Хунчжан ещё раз приложился к кувшину. Если бы он влез в окно ещё к какому-нибудь ученику, это было бы забавно. Особенно забавно, если бы сначала ученик попытался убить его, а затем растрезвонил по всему Ордену.
- Но! Звёзды сложились успешно, судьба благоволит, что там ещё требуется для удачи. Правильная фаза Луны? Но иногда ждать просто невозможно.
До сведённых пальцев ног невозможно, до последнего самоубеждения не скатываться в окончательное самоунижение. Не представлять, как это всё может быть, а – действительно сделать.
Вино заканчивалось до обидного быстро, и его было слишком мало, чтобы по-настоящему захмелеть, однако в голове стало, наконец-то, светло и легко, и мир вокруг стал выглядеть немного проще. И хотелось касаться этого Юэ, пока – взглядом, да и смотреть на него раньше не было такой возможности. Впервые они по-настоящему одни. Вряд ли кто-то войдёт в эту комнату. А если уже не вошли – значит, Хунчжана действительно никто не заметил.
- Знаешь, - наконец, он вздохнул, отставляя кувшин в сторону. – Я бы мог многое сказать, как и полагается – пространно, широко, подбирая слова и выражения, ни слова прямо. Если покопаться в памяти, вспомнил бы с десяток красивых туманных фраз, намекающих так тонко, что их и требуется говорить не менее чем десятками, чтобы что-то было понятно. Я бы мог вообще ничего не говорить, помнится, как-то мы управились без лишних слов, но кое-что, иногда, всё же стоит произносить вслух.
Вэнь Хунчжан отчаянно льстил себе, потому что говорить красиво, как раз, не мог. И не видел особого смысла, предпочитая озвучивать всё так, как есть, не давая ни ложных надежд, ни ложных смыслов. К тому же, всё, что бы он ни сказал сейчас, всё равно бы свелось к одной фразе, только одной, в нескольких словах которой выражались все их ночи, проведённые вместе, и все их ночи, проведённые порознь, наедине со своими запутанными мыслями. Все желания скорее увидеть – и не видеть никогда. Желание ненавидеть – и… нечто другое, оказалось, это спутать так легко.
Он опёрся руками на стол, привставая и склоняясь к сидящему напротив, так низко, что отдельные пряди волос, скользнув с плеч, упали тому на лицо. Когда-то он уже смотрел в эти глаза так же пристально, когда-то – в самом начале.
А ведь прошло не так много времени.
- Я хочу тебя, Вэнь Шаньшэ.

[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

22

Хунчжан задержался там, где он и думал — рядом с ширмой, привлекающей взгляд в этом простом, почти лишенном чего-то изящного месте. И впрямь, эта ширма тонкой работы слишком выделялась на фоне всего остального, гармонируя разве что с резным деревом, из-за которого он теперь рассматривал своего внезапного ночного гостя, смакуя его уже минувшие слова:
— Это вино. Мне срочно понадобилось выпить, но, говорят, в одиночестве этого делать не стоит. Или ты… собирался спать? Но я всё равно не уйду.
— Я собирался спать, — Шань Шэ все еще слышал свой ответ, когда кивнул, перехватывая взгляд, изучающий распахнутые полы его шэнъи, — в одиночестве, — а после добавил со вздохом  облегчения. — Но теперь и то, и другое отменяется.
Теперь отменяется сон и уже точно будет не до одиночества, а он стоит и смотрит на Хунчжана, боясь торопить свои движения, боясь даже пошевелиться, пока тот не окажется рядом с ним, откроет вино и плюхнется у стола на пол, не заботясь ни о манерах, ни о всем том, чего они были счастливым образом лишены в той деревне, станет тем, кого он так ждал у себя в гостях. Нет, это точно не сон, кувшин с громким звуком поставлен на стол, и чей он, яснее ясного. А ему остается только сесть напротив Хунчжана, ловя его нетерпеливые жадные взгляды и, возможно, даря такие же в ответ, поднять вино, отбросить пробку и сделать несколько глотков разом, обжигающих терпким ароматом и сладким предвкушением долгожданного.
— Ты хорошо устроился… — Шань Шэ тихо смеялся, слушая жизнерадостное журчание слов, — … я до последнего не был уверен, что это твоё окно, но обещал же тебя найти.
— Я надеялся на твой особый талант, — ответ язвительный, но беззлобный, прокатился по губам и упал на дно кувшина. — Хорошо, что у меня нет соседей. Никто не желает жить в этом гнезде без выхода в сад или галерею. А мне нравится отсутствие соседей даже чуть больше, чем вид из окна.
“Никто не мешает,” — уполовинить кувшин так точно никто. А после поставить его на стол, легко подняться и пройтись по комнате.
— Но! Звёзды сложились успешно, судьба благоволит, что там еще требуется для удачи. Правильная фаза Луны? Но иногда ждать просто невозможно.
Ждать больше невозможно. Разве что они сами оттягивают неизбежное, давая себе шанс дышать, вернее, пытаться дышать ровно и размеренно в попытке сказать то, что может быть важным, до того, как они бросятся в этот омут с головой.
— Ты всегда можешь зайти в дверь, — он улыбался, приклеивая на эту самую дверь заранее заготовленный талисман, скрадывающий звуки происходящего внутри. — Чуть больше удачи, чуть меньше позора… Или наоборот. Тут уж как повезет, — с последними словами садясь обратно за стол, он потянулся за своим кувшином.
Время текло медовой рекой, позволяя им в тусклом свете свечей, то и дело вспыхивающих от накопившегося в воздухе желания, пить и смотреть друг на друга. Хунчжан справился быстрее, чем он ожидал. Вот как, без лишних глаз и выпить не дурак, оказывается. А может он вообще впервые пьет из горлышка кувшина? Было бы забавно, если так… было бы даже немного страшно, если этот недо-Вэнь смутит приятные манеры наследника Шестого, и их обоих потом накажут снова. Думать о том, что может быть, и чего может не быть, не хотелось. Хотелось до зуда между лопаток, до тянущей боли в животе впиться губами в эти губы, говорящие и говорящие странные и важные вещи, те, ради которых Хунчжан пришел сюда раньше, чем сам того пожелал.
Произнесенное прямо над ним так, что пришлось задрать голову, чувствуя щекой шелк этих волос, вдыхая их запах, пролило свет в комнате. Огонь чувствовал их, они оба давали ему пищу, и кто больше, разобрать было невозможно, как невозможно дольше сдерживать это пламя, рвущееся внутри, пытающееся найти лазейки и проявиться теле пожаром, сжигающим дотла. Никогда раньше с ним не случалось такого, чтобы в голове мутилось от желания, а несколько таких веселых дней ожидания вымотали не только его, но и Хунчжана… Хунчжана, который был, наконец, в его руках!
Но в этот раз, он обещал себе, не будет никакой спешки, не будет ничего, что может разрушить эту связь, и… проклятье! почему он хотя бы не попробовал сделать это раньше с кем-то ещё? Знать как и уметь — не одно и то же.
— Ты мне… очень... — он и сделал это, зарываясь лицом в его волосы, как давно хотел и не мог себе позволить, — очень дорог, — шептать признания, закрыв глаза, было не так стыдно. Что он хотел сказать? Что влюбился как совсем юный и неопытный змееныш? Смешно. Он все еще должен считаться довольно юным, разве что выглядит старше и серьезнее своих лет. Вот только те чувства, что распирают его изнутри, не собираются покидать его, как Хунчжан не может покинуть его мыслей вот уже который день. И те чувства, и жгучее желание торопят поцелуи, пальцы дрожат, ища пояс и завязки, кожа дрожит под чужими огненными пальцами, дрожит и пылает, пока сам он пытается освободить Хунчжана от верхней одежды и растянуть шэнъи.
И одежда устелет пол спустя всего ничего по дороге к кровати, вдоль ширмы, с которой на них смотрит птица, летящая над рекой, к кровати, опора которой может служить для самых разных целей, и вот сейчас — чтобы прижать к ней любовника, едва стоящего на ногах, касаясь, наконец, обнаженной кожи плеча губами, спускаясь руками всё ниже, чтобы развязать последние завязки и освободить его от стягивающей возбуждение черной шелковой ткани, прижаться теснее, увлекая поцелуем снова и снова, чтобы, задыхаясь… от восхищения, упасть вместе с ним на кровать и оторваться, разглядеть это лицо, сияющие звездами глаза, влажные губы, чтобы желать сильнее всего на свете только их и этой ночи.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+1

23

Как они могли стать друг другу настолько… близки? Его учили воздерживаться от плотских желаний, но всё же, Хунчжан знал их уже достаточно хорошо, чтобы отличить обычные потребности тела от… чего-то другого. И этого другого – он ещё не знал. Не знал, как можно жаждать простого прикосновения, хотя бы одного, хотя бы случайного, в толпе, даже если это просто соприкосновение взглядов, мельком, тайком, делящее на двоих только одним им известную тайну.
- Ты мне тоже очень, - тихо шепчет он, так же тихо посмеиваясь, потому что очень хочется смеяться, и где-то совсем немного этот смех отдаёт горечью. Позволить себе отбросить всё вбитое, наносное, благовоспитанное, открыть свою суть ему – и себе. Пламя, что так пытались погасить, разгоралось вновь, набирая силу. Молния, ударившая в одинокое сухое дерево, вызвала целую бурю, прокатившуюся по степи целой огненной волной.
Сильнее горят только его губы, точно знающие, что делать, в отличие от него самого.
Наконец-то, коснуться этой кожи – не сталью клинка, не дружеским, нарочито грубым похлопыванием по плечу, не мимолётным прикосновением к краю рукава, а вот так, скользя, оглаживая, надавливая, изучая, призывая разделить мучительный огонь на двоих, который они оба должны были выдержать, потому что иначе быть не может. Ловить в нетерпении дрожащие губы своими, точно такими же, целуя жадно, так, словно никогда раньше не приходилось этого делать, и вряд ли доведётся снова. Без лишней жалости расправиться с одеждами обоих, словно с самым главным противником в их жизни…
Хунчжан сам не замечает, как оказывается на кровати, чужой, но полной запаха, ставшего родным, его запаха, его кожи, волос… Ненавидя прикосновения, стараться вжаться в это тело сильнее, словно пытаясь слиться с ним, и это… действительно так.
Просто искал не тех прикосновений и не там.
Заминка кажется смерти подобной, но она, возможно, нужна им обоим. Хунчжан просто протягивает руку, очерчивая контур сильного подбородка, подчёркнутой скулы, проводя пальцами по губам, смазывая эту улыбку, которая свела с ума, а оно вон как всё вышло…
- Если ты знаешь, что делать – делай, - и почему-то очень легко произносить то, что ещё вчера казалось немыслимым. – Если нет – позволь мне…
Как будто он знал. Нет, он знал, конечно, но никогда… не задумывался над возможностью сделать, и теперь эта проблема встала перед ним в полный рост… как бы это ни звучало. Вэнь Хунчжану не решались делать столь непристойные предложения, а с девушками из цветочных домов он сам не считал необходимым делать что-то помимо того, что было предусмотрено природой. Хотя Чэнмин рассказывал… Чэнмин рассказывал… К каким демонам он сейчас вспоминает Чэнмина?!
Нетерпеливо рыкнул, он сжал пальцы на крепких плечах, дёргая этого Юэ на себя, жадно припадая к таким желанным раскрасневшимся губам в очередном поцелуе, с тихим стоном проходясь вдоль спины, спускаясь ниже, рванув прочь остатки ненужной ткани, с наслаждением сжимая ладони…
А он обещал себе не торопиться. Чтобы понять, чтобы запомнить. Но слишком горело. Слишком хотелось всего и сразу.
С самого начала… он хотел именно этого.
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

24

Передышка коротка. Она только для того, чтобы узнать о его… желаниях, но Хуншэ ловит себя на мысли, что продолжает любоваться глазами и красиво очерченными губами, теряя все мысли от взгляда, устремленного на него. И задал бы этот свой вопрос, да слова никак не находятся.
— Если ты знаешь, что делать — делай, — отвечает Хунчжан на так и не высказанное вслух, а пальцы его касаются губ, заставляют искать ими самую чувствительную кожу на его запястье. — Если нет, позволь мне…
Выдох вырывается из горла в его ладонь. Думал ли он о таком раньше в попытках уснуть бессонными ночами? Да. Много раз. Но в мыслях его тогда был совсем не тот, кого он сейчас обнимает, крепко и бережно, жадно, сгорая от непристойного желания обладать… Не сейчас. Точно не сейчас… Быть может…
— Позже, — шепчет он в ответ, пробуя на вкус шею, погружая руку в волосы… Волосы.
Шпилька летит в угол кровати, и падающая заколка, что скатилась с подушки, уже была не интересна. Забыта.
Шелковой волной волосы рассыпаются по кровати, разделяясь на чуть завитые пряди, радуют глаза и руки. Непривычным для того, кто любит получать, теплится в груди щемящее чувство — желание отдавать. Обладать! снова кричит один голос. Ласкать — шепчет второй, и он склонен подчиниться этому, тёплому и благодарному, сметая всё эгоистичное и нетерпеливое с дороги, и лишь делает это, как Хунчжан сам требует, сжимая пальцы с силой на его плечах, проходясь по спине, рождая прикосновениями вереницу мурашек и новую вспышку огня в животе. Никто ещё не хватал руками его пониже спины так откровенно и сильно, прижимая к себе, словно от этого жизнь зависела…
Голоден. Хунчжан так голоден по прикосновениям, словно без них его разрывает на части, а промедление причиняет страдания. Перекатить его на бок, почти на живот, и устроиться за спиной, как бы ни хотелось смотреть и смотреть на его лицо, было нужно им обоим. И чтобы боль была не так сильна, и чтобы сомнений в его взгляде тот не видел. Флакон кунжутного масла он всегда держал в своей комнате для того, чтобы очищать клинки, а в последнюю неделю — под кроватью, теперь не пришлось сожалеть, что ожидание заставило его нервничать и готовиться заранее…
— Я обещал, что не причиню боли, — шептать на ухо, чертя пальцами по шее, так приятно. — На самом деле, я не знаю, смогу ли сдержать обещание, — и смеяться тихо тоже, ведя пальцы вдоль напряжённого позвоночника, поглаживая и расслабляя. — Простишь меня за это?
Пальцы опущенные в масло, возвращаются к ложбинке, оглаживают упругие мышцы, находят средоточие Ян под выпирающим копчиком и массируют, пока тепло руки и Ци не прогреют настолько, чтобы Хунчжан расслабился. Но губы не хотят расставаться с его кожей ни на миг, губы изучают каждый цунь спины и продолжают, пока не будет достаточно, чтобы у них получилось. Интересно, а он сам будет выглядеть так же… беззащитно, если… нет, поправил он себя… такое доверие должно быть вознаграждено… когда они поменяются местами?
Руки дрожат… смешно. Когда это у него тряслись руки в компании девушек? Дрожат и когда освобождает руку, и когда тянет любовника на себя, заставляя прогнуться в спине и открыться навстречу ему, и когда, о небо! тот оказывается таким узким, что сводит мышцы, когда невозможно удержать приглушённый стон, склониться и прикусить кожу на лопатке, дыша чаще, чем должно.
Ловить дыхание, говорил шисюн, ловить дыхание и двигаться в такт, тогда не будет боли, тогда будет, как надо.
Проклятие! Надо было попробовать раньше, а не учиться вот так.
— Останови меня, если что-то... пойдет не так.
Свой голос он не узнал, когда прохрипел это в ширму своих волос, разметавшихся по спине Хунчжана, начав двигаться, кусая губы, сдерживая желание, не давая себе поступить как обычно — отключить голову и получать свое удовольствие.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+1

25

Иногда не стоит думать, не стоит допускать ни одной мысли в голову, не позволяя им освоиться там, задержаться, заставляя прокручивать перед мысленным взором столько вероятностей, сколько никогда не случится, потому что все вероятности сошлись в точке соприкосновения их тел.
Иногда стоит просто… сдаться? Позволить…
Хунчжан не знал, что такое любовь и плохо представлял, что такое страсть, сведя все понятия к девушкам в весеннем доме, любви и страсти которых хватало на двоих. Поддаться им – слабость. Поддаться равному – почему-то нет…
Тело пылает, и, кажется, он способен видеть языки пламени, лижущие покрытую испариной кожу, вырывающиеся из самого сердца. Дыхание перехватывает, но воздух будто и вовсе не нужен. Видит ли это он? Чувствует ли то же самое?
Целый табун мурашек прокатывается ровно вслед за движением пальцев, ладоней, прокатываясь волной, омывающей тело, вымывающей всё лишнее, наносное, оставляя наедине – с собой?
С ним. Наконец-то – с ним.
Если бы он мог, он бы вырвал весь огонь из собственного сердца и вручил прямо в протянутые руки. Хотелось видеть его глаза, и одновременно с этим Хунчжан был рад, что не видит их. И Юэ не видит его. Он слишком долго учился держать лицо, чтобы потерять его враз, но тому, кто уже сдался, не всё ли равно?
- Не прощу, - его голос звучит неожиданно для самого себя хрипло, неожиданно для самого себя просящее, он вообще не ожидал, что сможет произнести хоть слово, сразу же, после того, как почувствовал прикосновение чужих пальцев там, где касаться не следовало. – Если ты остановишься – не прощу.
Губы пульсируют иллюзией прикосновения, губы ещё помнят вкус его кожи, а запах… запаха слишком много, в нём можно купаться, и он сводит с ума, и ощущение – как это называлось в тех нескольких книгах, которые он удосужился прочесть? – естественной и правильной наполненности, оно тоже сводит с ума. В одной книге была боль, в другой – удовольствие, но он чувствует оба, и это и кажется правильным. Сможет ли он выдержать это? Раньше бы голову снёс всякому, кто усомнился в том, что Вэнь Хунчжан не способен что-либо вынести.
- Всё… идёт не так, - прошептал он с тихим, задушенным стоном смешком. Совершенно всё, - укус прошивает почти молнией, и он говорит быстрее, чем думает, - сделай так ещё, - и добавляет, - делай, что хочешь.
Всё, что было у него, забыто, и кажется, будто ничего и не было вовсе.
Оставалось только принять всё, что будет ему предложено. Двигайся. Двигайся. Двигайся! Он хочет сказать, нет, прокричать это вслух, но, кажется, ещё может сдержать себя, в этом – может. Но не может сдержать своё тело, которое жаждет отзываться на каждое прикосновение, себе – вопреки, себе – потакая желанием. Эта двойственность туманит разум, который больше не принадлежит ему, полностью захваченный тем же пламенем, что и всё тело, уже поддавшееся.
[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

26

— Сделай так ещё… делай, что хочешь, — в тишине покоев стоны не встречают на своем пути до двери и стен сколь угодно надежных препятствий. Ухо слышит шумное дыхание, сердце — согласие, голова на миг, всего лишь краткий миг проясняется, чтобы осознать — это не сон. Хунчжан в его руках — как та волшебная птица, что он сумел поймать на большой осенней охоте в дар Владыке в тот самый первый его день в Безночном городе. Но эта Птица — уже для него самого, в его руках, трепещет и жаждет большего…
“Научился ли он контролировать то, что Владыка запретил ему упоминать, всегда? Во сне, в яви, в боли, в экстазе?” — подбрасывает память слова Учителя, те, что так смутили его тогда. Вернее, самое последнее… До тех пор, пока он не познает экстаз, он не узнает…
Эта Птица в его руках желает, чтобы он повторил, и желание исполняется мгновенно, снова и снова, пока расслабление не приходит, волна за волной попуская напряжение в теле, приходя с каждым выдохом, даря драгоценную возможность нежно касаться губами такой чувствительной спины там, где только что побывали зубы, вернуть себе контроль над собственным желанием, и лишь только после этого начать двигаться, слушая шумное дыхание, свое и чужое, радуясь, что развесил в покоях талисманы тишины, по одному за вечер, маскируя каждый в цвет стен, окон и пола, дабы приходящим слугам не бросались в глаза. Ожидание утомляет, но наполняет предвкушением, а руки занимает простой привычной работой, если после вечерней тренировки возвращаешься с ощущением… жажды, утолить которую не может ни вода, ни вино, а только вот это — возможность касаться, сжимать в своих объятиях, впиваться голодными губами в кожу, сливаться в… том самом экстазе, который был упомянут во время перемен. Не так уж давно, и пары месяцев с того дня не прошло.
Только сейчас с отчетливой безнадежной радостью пришедшее воспоминание, наконец, понято. И сейчас нет никого, кто был бы ему важнее, чем тот, кого он, сжимая в руках, приподнимает, освобождая от последнего напряжения, — казалось бы, жар их тел мог воспламенить всё вокруг, и лишь по случайности этого до сих пор не произошло. Вспоминается, пусть ненароком, подсмотренное. Если кому-то так было удобно, стоит попробовать. Волосы Хунчжана, разметавшиеся по постели, сводят с ума, снова хочется зарыться в них лицом, но не сейчас. Сейчас тот вскидывает голову, и эта шелковая волна перетекает на одну сторону, снова обнажая спину, пока ее обладателя, уже стоящего на коленях, тянут на себя одной рукой, другой заставляя прогнуться, как делает это тянущийся тигр. Теперь и только теперь можно начать двигаться, сперва осторожно и медленно, ожидая, когда Хунчжан привыкнет и перестанет сжимать его так… так мучительно сладко, что туча мурашек враз разбегается в разные стороны, и не знаешь, чего хочется больше, чтобы он перестал или чтобы продолжал.
Делай, что хочешь.
Он хочет… и улыбается недальновидности своего желания… чтобы эта Птица навсегда осталась только его. И всё, чего он сейчас желает, — слышать рваное дыхание, отраженное от резного дерева кровати, тихие стоны удовольствия, видеть и утолять эту взаимную жажду прикосновений, двигаться быстрее, не сдерживать свои порывы, быть рядом настолько, чтобы слиться в одно.

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+1

27

Если он и чувствовал боль, то где-то на грани, несущественно, растворившуюся в близком жаре чужого тела и простых движениях. Всё действительно оказалось очень просто. Слишком.

Кто-то и постель рассматривал как поле боя, но сегодняшней ночью нет победителей и побеждённых, либо они оба – победили.

Они оба проиграли.

И страшно подумать, что теперь не может всё быть по-прежнему, что он не выйдет через эту дверь, или окно, в старую жизнь, что не покатится всё больше своим чередом, потому что другое всё теперь, и другой он сам. Отмеченный страстью, отмеченный желанием, древним как мир, таким новым для него самого.

И они теперь… вместе? На этом новом пути.

Вэнь Хунчжан усмехается своим мыслям. Многие спят друг с другом, потому что так проще коротать ночи, и потому что нравится терпкий вкус запретов. К чему ненужные мысли? Усмехается криво, прикусывая губу, потому что пусть их не услышат – сам себя он слышать не хочет. Не готов. Прогибаться – готов. Двигаться следом – готов. Слышать – нет, может быть, потом, ведь будет это потом, где-нибудь далеко, где только на двоих.
Разгорячённую кожу холодит липкая испарина, волосы змеями обвивают тело, его руки – тоже. Его губы – к коже. Собственным достаются лишь укусы, и стоны всё же срываются – глухие, задушенные, низкие. Хочется касаться этими губами – его. Пить его вкус, вобрав естество, проникнуть под самую кожу, срастись… Так глупо. Но сегодня, только сегодня, можно.

Мир сужается до соприкосновения двух тел, а затем взрывается яркими искрами. Никогда ещё так близко, никогда ещё – так…
Так, чтобы вымело из головы всё начисто, чтобы забыть, кто он, где и зачем. Но прийти в себя быстро – всё равно. До обидного быстро, привычка, невозможность позволить себе быть беспомощным хотя бы на мгновение… Что он только что позволил себе. Жалеет? Может быть, потом. Привычка не питать иллюзий тоже прочно укоренилась в самой сути.

Сейчас же жалеть не о чем.

Судя по реакциям тела - всё же придётся немного, наутро. Утро, которое Вэнь Хунчжан должен будет встретить не в этой комнате и не в этой постели. Да даже следующую Стражу он должен встречать уже не здесь.
- Мне надо идти. Но я не хочу.
Просто слова, и эти слова режут густой, ещё полный возбуждения воздух острым порывом холодного ветра. Но ничто не подкрепляет эти слова, тело не двигается ни на цунь, так и продолжая лежать на смятых влажных простынях.
Наверное, стоило сказать либо что-то ещё, либо что-то другое. Но этот Юэ поймёт. Он всё поймёт и так. Он всё поймёт правильно.
По крайней мере, как оказалось, они отлично понимали друг друга. Что бы ни говорили при этом.

[nick]Вэнь Хунчжан[/nick][status]ученик ордена[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/33/52990.jpg[/icon][quo]в смятении[/quo]

+1

28

И что с ним не так? Отчего сердце готово выскочить из груди, когда они, воспарив на крыльях экстаза, падают обратно на кровать, когда тело наполняется легкостью и тяжестью одновременно, оставляя послевкусие наслаждения, равного которому он еще не испытывал.
— Мне надо идти. Но я не хочу.
Надо бы выпустить из рук, но своевольные, они только крепче сжимают, тянут к себе, а губы странствуют по шее, плечу, заставляя остатки жара изливаться на без того разгоряченную и влажную кожу.
— Не хочу… чтобы ты уходил, — слова тоже изливаются сами.
Он не хочет, но оба они знают, что придется. Придется выпустить и кольца рук, позволить собрать оперение и позволить упорхнуть этой птице в окно. Подниматься с кровати тяжело. Больше всего сейчас хочется уснуть, прижимая к себе того, кто для простого любовника стал слишком… дорог. Слишком.
От того тоскливо и радостно одновременно, и трудно дышать, зная, что сейчас предстоит расстаться. Подниматься с кровати тяжелее вдвойне, зная, что так будет и следующий раз, если Хунчжан… пожелает его, и он снова говорит ему в ухо:
— Когда мы увидимся снова? — ему важно знать, что они увидятся. Не на утренних занятиях и не на вечерней тренировке в доме Шестого Брата, а… здесь. Вот так…
Ответа пока нет, его не может быть, ведь обстоятельства всегда решают за них. И вот он ищет одежду, свою и чужую, гуань и гребень.
— Позволь мне, — говорит, когда Хунчжан уже одет и почти готов уходить.
Шелковые волосы спутаны, и он не торопится расчесывать эти пряди, перебирая бережно, одну за другой, пока не поправит их все, не подаст шпильку и заколку, не решаясь сделать все не так, как привык сам Хунчжан. Пусть мелочь, но она может быть важна, когда тот вернется домой.
А после — поцелуй и самого окна. Напоследок. Жадный, обещающий продолжение. И темнота, поглотившая того, кого он… да, теперь он был готов себе в том признаться. Кто сожрал его печень без остатка.
Смешно и грустно. Теперь, сидя на этом окне, Вэнь Шань Шэ не будет думать о том, чтобы закрыть глаза и упасть вниз на камни, он будет думать о том, когда прилетит птица…

[nick]Вэнь Шань Шэ[/nick][status]Алый Змей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/3f/25/81069.jpg[/icon][quo]заклинатель ордена Цишань Вэнь[/quo]

+1


Вы здесь » The Untamed » Сыгранное » Одна чаша на двоих


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно