Война делает их равнодушными. Вероятно, их обоих. Даже если Яо не приходится видеть смену трупов за стенами своей высокой башни. Война делает безразличными и к боли, и к страху, к бесконечному напряжению, и к подвигам, и к гейству. Циничными. Неизменно, неминуемо приводит к злому вопросу “Стоило ли оно того?”. Нельзя ли было иначе? К мысли о нелепости методов, о неловкости монстра из людских кишок, накатившего волной горелой плоти на Безночный город. Или смысл войны в том, чтобы ее запомнили, как личное горе в каждой семье?

То, что вначале войны кажется немыслимым героизмом, к концу - неизбежное, долгожданное, почти обесцененное усталостью завершение. Хочется спросить, как Яо понравилась парная техника с Главой Не. Но теперь это кажется бессмысленным детским озорством. Тратой времени. Теперь слишком многое кажется тратой времени. Но Цзисюань отлично понимает, какие именно события должны произойти очень быстро, часто и впритык друг к другу, чтобы Ланлинь обрел и ценности Знойного дворца, и нового наследника одновременно. Это важно и, может быть, важнее для старшего молодого господина, чем для всех, кто не может подумать о скорой необходимости такой замены. Поэтому выкрутиться из расположения войск нужно сейчас, пока никто еще не посылает за тобой слуг по коридорам, отделанным белой яшмой и слоновой костью.

Нужно бежать очень быстро, чтобы остаться хотя бы там, где стоишь. Темный путь оказался проще, неизбежнее и ядовитее, чем мнился в детстве. Знание, вспыхнувшее яростной волной в момент отчаянного, удушающего поражения, сперва списано на слабость и желание спасти людей, удержать рубеж, на позднюю ночь, когда никто не сможет догадаться и никто не станет считать мечи в бирюзовом лунном свете. А после снова и еще раз. И снова. Так захватывающе просто и так увлекательно - до бессердечного, опустошающего удовлетворения, - что остановиться сложно, а продолжать опасно. Невольно оказавшись заложником этой опьяняющей вседозволенности, он остается еще более одиноким, чем прежде. И пока Вэй Усянь где-то рядом, золотой мальчик из хорошей семьи может сохранить свое доброе имя и честь клана. Дальше, по окончании войны, когда каждый орден вернется в свою провинцию, в свой город… дальше каждый намек рискует стать опасным, а тяга болезненной. И Цзисюань надеется, что где-то в библиотеке Вэней - в той части, куда он будет допущен, и в той, куда допущен не будет (это малое зло по сравнении с другим) - он найдет записи, способные унять эту жажду, усмирить ее и научить жить с ней, как жил бывший хозяин Цишаня. Жил много лет, успешно, не скрываясь настолько, что его умениями не смущались и не ужасались им, сумевший продолжить род, сумевший удержать величие клана так высоко, что люди начали за него хвататься, чтобы, повиснув, уронить его до себя. Вот кто знает, как справляться, и вот для кого бедственные откровения наследника Башни Кои не станут ни новостью, ни ценной тайной... Но удалось ли Яо сохранить хоть что-то? Даже отдавая должное таланту и упорству в совершенствовании, нужно признать, что они слишком молоды, а противостоять столь разнонаправленным силам и потокам энергии в месте гибели Вэнь Жоханя было амбициозно по меньшей мере и по большей - опасно. Цзисюань эгоистичен как обычно. Яо - тоже, если рискул. А если нет? Если не рискнул или не смог, или не добился успеха, даже поставив все? Тогда справедливо ли будет подняться в горы и остаться там, сохраняя в памяти людей светлый образ безупречного сына своего ордена? И можно ли будет вернуться? Тогда Ланлиню понадобится новый наследник, прославленный доблестью и многими талантами. Никак не второй молодой господин Цзинь. Яо понадобится какое-то время, чтобы утвердиться в этой позиции. А Цзисюаню несколько лет, чтобы отчаяться. Или справиться со своей мглой без помощи Вэнь Жоханя.

- Яо! Рад видеть, что ты здоров.
Выступает из тени подлеска навстречу прибывшему.
Яо по-прежнему любезен и нетороплив. Движения первого молодого господина сделались резкими, точно он экономит силы в каждом: в коротком поклоне и в  коротком объятия, теперь дружеском, без сентиментальной ноты. Никто не знает, что именно унесла река времени и что принесла с собой. Желанна ли пронзительность долгой ласки, и как изменился Мэн Яо за бесконечные дни в Знойном дворце. Тот ли это человек, с которым Цзисюань прощался?

- Господин позволит мне выразить восхищение его победой? - теперь эта улыбка поистине лучезарная. Она освещает лицо, и на миг делает его красивым тем сияющим счастьем, которое неподдельно. - Мир заклинателей и вся Поднебесная благодарно склоняют голову перед Мэн Яо.
Самое время назвать этого человека братом, но присваивать его победу не хочется. Пусть этот Яо из семьи Мэн справедливо оставит ее себе. Орден всегда успеет забрать свое. Теперь его поклон низкий и долгий, медлительный, исполненный искреннего почтения. Но это дипломатия. Человек, способный зачаровать душу главы Вэнь или везуч, или опасен. Возможно, то и другое одновременно. Следуя за Яо по тропе между крючковатыми частыми стволами, Цзисюань с удовольствием наблюдает его лопатки. Ему хочется расспросить о последних днях в сердце Безночного города. Обо всех днях. Но о тех особенно. Но сейчас не стоит. 
- Но как Яо удалось? И что ему удалось? И удалось ли?

Отредактировано Jin Zixuan (Понедельник, 13 декабря 18:57)

“То, что он назвал предпочтительным”  - прозвание вполне оскорбительное для того, что спутник назвал сокровищем и вполне обличает мир, в котором Яо приходится выживать. Ирония задергивает истину нежной вуалью, но та остается неизменной. Цзисюань не обижается, он прислушивается к прохладе леса. Прежде это был могильный холм. Кладбище. Тонкая ин тянется с земли, если хотеть ее распознать. Это не тенистый полог, не влажные от росы травы. Или это привычка подбирать извне все нелишнее. Ин холодит кончики пальцев. Однажды, ему кажется, дух меча отвернется от него. Разве проклятие Не - единственное в своем роде? Однажды оружие откажется ему служить, почувствует себя преданным, не нужным, не узнает? Тонкий преследующий страх. Иголка застрявшая в подбое платья. Старшему молодому господину известно о темному пути еще так мало и уже так много, что ничего кроме тревог эти знания не приносят. Сеть напрягается и тянет его в незримый, но ощутимый омут. Лопатки Мэн Яо в сгущающейся мгле неожиданно острые. Кромка смоляных волос - резкая, как очерк кисти.

- Я благодарен мэн Яо за то, что он сохранил для меня мое сокровище.
Улыбка почти не слышится, но замирает в левом уголке губ отчего-то криво. Он или Вэнь Жохань. Кто-то сохранил. Но если его сохранил глава Вэнь, то зачем? Разгадать планы старого даоса не всегда удается. Не удается почти никогда. Кажется, его взгляд на мир совсем иной, не такой, как у наследника Цзинь. И от того, рассматривая одну и ту же рыночную площадь с разных балконов, они видят совсем разные лавки. Поэтому Цзисюань не гадает. Так недолго сойти с ума. Но он готов наблюдать, как будут развиваться события. Рано или поздно понимание придет. Оно всегда приходило.

- Я надеялся обрести его снова.
Ловит короткий взгляд по-над плечом. Им придется узнать друг друга еще раз. Но рисунок танца не меняется: два шага вперед, один назад. Это привычно. Рядом с Яо почти легко. Бестолковое желание оберегать можно считать игрой воображения.

- О! Яо удалось и это!
Переступая через корни, он слишком сосредоточен на том, как сужается тропинка, как разбегаются в стороны ее сестрицы, и вот она уже теряется в траве, утопая в опасной гуще леса.
 
- Я восхищен. И, признаться, напуган. Потому что человек, не только убивший, но и… добывший ключ, чрезвычайно талантлив.
Говорит это ровно. Так, точно ключ и вовсе не интересует его. Но лишь потому что затрудняется понять, что испытывает: облегчение, от того, что ожидание и неизвестность обрели свой конец, или усталость от этого ожидания, радость сбывшейся надежды или предчувствие новой беды. Не беды. Работы. Глава Вэнь никогда не был милосердным наставником. И после смерти едва ли станет лучше. Наследник ордена Цзинь не беспокоится позволили ему что-то или нет. Ничего в его жизни не является свободным волеизъявлением. Лишь Яо - его единственный шанс делать то, что ему вздумается. И это теперь ненадолго. В свое время он также раздумывал, как водворилось в его золотом ядре темное железо. Разве глава Вэнь подталкивал его? Нет. Разве научил, что делать с осколком? Нет. Железо решило все за него. Обидно это или должно быть принято с фатализмом? Теперь нет смысла печалиться. Во всем может быть высшее предназначение. Только звездам известно наверняка.

А пока слова спутника его смутно тревожат. Зачем это детальное описание неизведанных им страданий? Или изведанных? Знает ли Яо что-то о бедах своего собеседника? Мог ли узнать в Знойном дворце? Был ли у Вэн Жоханя какой-то замысел?

- Путь  - куда? - не то, чтобы старший молодой господин желал отравить вкус чужого триумфа, но…  - Отчего Яо уверен, что получил то, о чем говорит? Всякий птицелов проверяет, полон ли силок прежде, чем закончить охоту.
Цзисюань старается держаться той тонкой грани использования людей, где обе стороны получают выгоду. Это единственный способ продолжать сотрудничество. С ним в первую очередь. Договориться с Яо куда проще, чем с самим главой Вэнь, утерявшим шанс на скорое перерождение. Желания Яо - земные… Скорее всего куда более земные, чем любая цена, которую сможет назвать душа покойника. Особенно если менять хозяина своей юдоли не желала.

Отредактировано Jin Zixuan (Четверг, 16 декабря 21:20)

Страх, в котором признаешься, не имеет над тобой власти, это лишь почтение. Но почтение необходимое. Озвученное, оно ярче врезается в ощущения. Если Яо, начавший совершенствоваться в 14, смог то, что он говорит… как он провел эти 3 года в Знойном дворце? Это не повод для тревог. Лишь тема для размышлений и наблюдений. Едва ли Цзисюань когда-то услышит развернутый рассказ. Он только улыбается острому абрису чужих лопаток в прохладном сумраке, густом под пологом зачарованного леса. Спутник отчетливо относит мысли наследника Цзинь к сказкам о водных и снежных драконах, иньских тварях, коварных в своей мудрости и мудрых в своем коварстве. И если сейчас поймать Яо за  руку, стряхнуть шелковый ворох рукавов, увидит ли он угасающий след перламутровой чешуи над запястьем? Превращаются ли его слезы в жемчуг, крупный и безупречный? И есть ли над сердцем или на горле то тайное уязвимое место, где адамантовые пластины дают просвет молочной прохладной коже размером с единственный шанс мечника? Кромка волос шаг за шагом движется гипнотически из стороны в сторону, отчерчивая линию, к которой прикован взгляд. И хотя на периферии зрения мерещится какое-то движение - листья, тени, случайный олень? - оторваться от этого росчерка невозможно.   

Мэн Яо был на стольких разных сторонах, и, наверняка, произносил сакраментальные слова о доверии достаточно часто. Или давал понять. Это ближе его драконьей манере. Цзисюань тоже перестал быть, ребенком, огражденным от печалей горше неудач в технике «5 ли за 1 шаг»; увидел достаточно отцовских уловок, застал достаточно мелких лазеек в чужих речах и умолчал о необходимом числе крупных подлостей. Прежде не слишком доверчивый от природы, теперь он ищет в каждом ханьфу второй подбой и в каждом колодце второе дно. Поэтому ему проще не верить вообще: не искать в словах тайных смыслов, ничего не ждать и все проверять делом. Или они выйдут из этого могильника вдвоем, или кто-то один. Доверие стоит на делах и измеряется решениями. Это оказалось так просто и так поздно понято, что старые клятвы перебирать смысла нет. Пока у него не было причин сомневаться в Яо, но 3 года – пропасть перемен. 3 года рядом с Вэнь Жоханем - вечность.

Думать о страданиях Владыки бессмертного ему не хочется. Самовыбранный путь  - всегда путь  триумфа, сколько бы сил он не отнял и горя не принес в нынешнем воплощении. А потому страдания тела - лишь  совершенствование души. Помешали они старому даосу добиться его целей, или никто не в силах был этому помешать - тайна останется тайной, пока тот сам не пожелает ее раскрыть. И есть ли шанс услышать эту историю? Еще и эту. Лишь в сказках правда в итоге становится очевидной увлеченному слушателю, а с этой стороны земли тайны погибают вместе с героями и негодяями. А те и другие неотличимы друг от друга… Но отчего-то Цзисюаню кажется, что “куда” очень важный пункт плана. Глава ордена Вэнь не тот, кто стал бы жертвовать посмертием из-за деталей нынешнего воплощения, а если стал, то имел к этому причины.

- Яо знает конечную точку своего пути?
Даже в 20 вопрос этот слишком сложный. Каким образом величие клана и благополучие Поднебесной будут пронесены через следующие годы - сплетение многочисленных обстоятельств. И в моменте, когда им следует совершить несколько правильных и стремительных атак, чтобы закрепиться в новой точке и присвоить себе новые возможности, стратегия многолетней битвы второстепенна.

- Мы путешествуем шаг за шагом. Теперь, когда библиотека и ключ у нас - у меня нет причин сомневаться в Яо, - никаких: когда придет время открывать библиотеку, ключ придется достать. Но обсуждать им это сейчас не стоит. -  Нам следует предупредить любые попытки клана Не требовать уничтожения этих знаний под предлогом их нечестивости. После того, как эта победа также будет нанизана на нить нефритовых жетонов Мэн Яо, мы сможем говорить с главой Цзинь. Я смогу. Если он сам к этому времени не придет к верным решениям. Если Яо все еще желает того, чего желал в день нашего знакомства, увидев все, что увидел в последние годы.

Иногда даже самые священные цели меняются и меняются безвозвратно. Его собственное юношеское желание впечатлить отца и  стать достойным родителя, запятнанное, растерзанное и оскорбленное, осталось лишь почтительной формулой необходимого пока послушания.

Движение, совсем близкое, заставляет оглянуться, но темный ствол остается лишь стволом, ровным и стройным. Лес так густ, что не просматривается глубже 3-х деревьев в любую сторону. И в этой глубине ни оборванной паутины, ни смятых листьев, ни обломанных веток. Ни звука. Ни треска насекомых. Не птичьего гомона.

- Я подыщу для твоей неупокоенной души красивое тело, - короткая сцепка взглядов почти такая же напряженная как мечная, когда гарда давит на гарду и все, что ты можешь, - разорвать ее как можно скорее честным или бесчестным приемом. Но Цзисюань оставляет спутнику шанс сбежать первым. - Всегда лучше не скучать с кем-нибудь по-настоящему привлекательным.

Сейчас, наверняка, самое время уточнить, что не устраивает наследника Башни Кои в актуальной внешности Яо, но упреждающее шипение стали, вырванной из ножен прерывает течение беседы. Суйхуа совершает обратное сальто и устремляется по-над плечом Яо и мимо - в тень между серыми стволами.

- Справа.
А потом и слева, но вдали темные человеческие фигуры движутся узнаваемо неровно, прихрамывая, перекошенные и сгорбленные разложением. Их лица неразличимы в сумаке. Но обогнув Яо, чтобы вновь почувствовать в руке тяжесть вернувшегося меча, он не видит на клинке ни следа мерзостной гнилой плоти. И не слышит их. Тишина остается в этом пределе леса неизменной. Но тишину они оба осознают позже. То, что есть, всегда очевиднее того, чего нет. Короткая перебежка до места, где должно было рухнуть пронзенное тело, обрывается веерной атакой, когда изуродованные смертью фигуры отделяются от деревьев и так же бесследно исчезают вспоротые зачарованной сталью. Только безжизненные лица врезаются в память и болезненно маячат перед внутренним зрением. У Яо не слишком много времени, чтобы разобраться в происходящем: длинная мясистая лоза уже соскользнула с ветки, качнулась в его сторону живым оголодавшим щупальцем. В отличии от мерцающих ходоков это движение воздуха и листвы отлично улавливается на грани слуха.

Отредактировано Jin Zixuan (Пятница, 17 декабря 23:31)

Величие клана и благо Поднебесной декларируются как необходимые наилучшие устремления. Декларировались и будет декларироваться. Разве освежеванная и потрошеная война не прошла под теми же знаменами? Что в конечном счете будет подразумеваться под этими обтекаемыми словами, станет ясно, когда придет время принимать решения, и когда это время будет сопряжено с правом. Пока же прав нет ни у кого из них. Ни Яо, ни его спутник не решают, как поступать с библиотекой. Быть может, желание отца ее сберечь в полном объеме связано с планом держать другие ордена в напряжение. Сейчас — если подбить под ноги клан Не — остальные слишком слабы, чтобы подняться против. И такими останутся еще несколько лет, зализывая раны до смены поколения учеников. Все они потеряли талантливых адептов, и потребуются годы, чтобы взрастить новых, не хуже, и пополнить ряды. К этому времени Цзинь Гуаньшань разберется в наследии Вэней и вот тогда сможешь сжечь все ненужное. Цзисюань не знает отцовского плана. Тот не склонен делиться тем, что не требует от сына участия. А тем, что требует, делится так, что участие это почетно, пока миссия не оборачивается осознанием неловкости. Хорошие дети выполняют приказы. Лучшие предупреждают неловкости. Есть шанс стать ценнее в глазах отца, если вовремя вложить ему в руку нужное оружие. И если Цзисюань с этим лишним знанием и предупредительностью может вызвать недоверие и опаску, то Яо очень кстати окажет услугу, демонстрируя, что полностью отрекся от клана Не. Вместе они деликатно сглаживают углы друг друга. И имеют больше шансов показать ситуацию с верной стороны. Не слишком зависят от настроений главы Цзинь.

- Что еще, кроме своего возвращения в Ланлин, Яо видит как естественный порядок вещей? - голос звучит тише и глуше. Неузнаваемо. 

Больше он не замахивался. Позволил мороку приблизиться вплотную. Смотрел в лицо своего командира. Одного из тех, кто возглавлял отряды первого молодого господина. Помнил их каждого. Цзисюань с ними вырос: таскал те же ведра с водой, те же камни, исполнял те же стойки, оббивал те же полированные чужими руками тренажеры, так же падал с меча, как все эти мальчики, кланом лишенные имени и семьи, которых он сам никогда не был лишен. И пусть они не могли стать друзьями, их игры отдавали приятельством: и снежные засады, и отпущенные в небо фонарики, и крошечные расписные лодки, убегающие по течению. Он отправлял их умирать, и он зажигал свечи у свежих именных табличек.

В миг, когда наследник ордена Цзинь останавливается и прекращает сражение, они выходят и приближаются, изувеченные, обгоревшие, уродливые в смерти и теперь для него бессмертные. Приближаются и проходят мимо, навсегда остаются за спиной. Цзисюань только закрывает глаза, когда льда за грудиной становится больше, чем пламени, а болезненное напряжение мышц замечает, лишь когда дух меча толкается в ладонь, жаром опаляет озябшие пальцы. Стремительный шелест лиан окружает и доносится теперь со всех сторон, поднимается вихрем, жадной воронкой, и обжигается разом о золотой круг, описанный мерцающей сталью, чтобы ухнуть назад, когда отрубленные щупальца оборотня отливом устремляются прочь. Но очевидно, что это лишь мгновения, отведенные тем, кто недостаточно пуглив или недостаточно умен, чтобы броситься прочь от покойников. Эта ограда упряма.

- Да, мой генерал.
Шутка хороша как щелчок резцов над ухом и звучит точно так же. Тем не менее Цзисюань действительно прибавляет шаг. Прохлада становится неприятной, мглистые просветы между деревьями затягиваются туманом, и теперь слишком сложно отследить движение ветвей, предупреждающее бросок новой лианы. А потому, спеша навстречу угрожающему мраку, он внимательно осматривается, вспарывая туман под кронами подсвеченным лезвием. Тратить духовные силы вне духовного противоборства — лишняя роскошь. Дух меча делает это сам, как нередко возвращает концентрацию, желая остаться при живом хозяине. Ходят разные байки об осиротевшем оружии. Но догадки о клане Не хороши даже не этом фоне.

- Неосторожность, ловушка или помешательство…
Иногда общее тайное знание захватывает и отрезает людей от окружающей действительности, создает иллюзию особенной безупречности, избранности, а потому безопасности. Случилось ли с Вэнями что-то подобное?

- Яо!
Кладка серого камня вырастает перед ними между расступившимися бурыми стволами, точно все это время вовсе не пряталась. Массивные ворота несут резное изображение кланового зверя Не: его ноздри изрыгают пар, а рога подпирают небо. Купол некрополя возвышается всего на два роста, а потому возникает ощущение, что бОльшая часть склепа должна оказаться под землей. Не даром они поднимались на холм. Если, конечно, это именно та постройка, которую они ищут.

Обернувшись к спутнику, чудом успевает отсечь налетевший побег, но уже куда позже, чем тот опутает щиколотку и рванет наследника Цзинь кувырком со сточенных временем ступеней. А потому Цзисюань лишь мельком видит, как лианы цепляют запястье Яо, лишая шанса воспользоваться мечом, захлестывают со свистом одна за другой, тянут и стискивают в попытке не то разорвать, не то опутать тугим коконом. И пока сам он спешит поднять скатившийся вниз по ступеням Суйхуа, отбрасывая налетающие древесные щупальца, стремительно складывая сияющие печати, кажется, что никакого шанса помочь спутнику уже не осталось. Зато ярость лиан предательски указывает на истинность постройки.

Мгновенная вспышка ярости вскидывает меч и закручивает воронку золотого сияния вокруг владельца. Треск лиан и хрипатый шелест ветвей, куда убираются эти твари, разбрасывая оторванные листья, возвещает временное затишье. Цзисюань раздраженно выдыхает сквозь стиснутые зубы. Он не любит себя таким, но терпения на тонкие чары уже не имеет. Тяжесть вернувшегося Суйхуа в ладони отзывается облегчением. А туман между стволами делается густым и молочным, дурным. Голос Яо слышится в нем разом со всех сторон, катается эхом. В этом голосе есть что-то очень приятное: страх или тревога? Это волнение в чужих  обертонах гипнотизирует, пьянит и дразнит. Ощущение это дикое, но неотступное, завораживающее. Тогда наследник Башни Кои закрывает глаза – они ему больше ничем не служат - и слушает ток энергий. Слушает, как со всех сторон его окутывает иньский холод, и только где-то по правую руку вспыхивает тепло. Вспыхивает ритмично, бьется гоном заполошно сердца. Хищная молния льда приближается со визгом на грани слуха и трескается, встречаясь с кипучим лезвием. Еще одна! А потом еще! Короткая перебежка должна привести его туда, где жаром сочится сквозь туман чужая  янци. Однако свист и шелест уводят ее прямо из-под носа, спасая от столкновения, а Яо от столкновения с Суйхуа, когда новый ледяной щуп бросает себя точно туда, где тот только что стоял. И только задрав голову, Цзисюянь застает взгляд спутника, вздернутого за спутанные щиколотки травяной плетью. Окутанный пологом чужого схлынувшего вниз ханьфу, ланлиньский принц изумленно вникает в прохладное, мягкое течение смоляных прядей, ложащихся ему на лицо, которое в этот момент приобретает, наверняка, весьма нелепое выражение. Отосланный волей Суйхуа срубает лиану раньше, чем хозяин успеет смутиться, и Яо может вернуться на землю, исполнив изящное сальто, отталкиваясь ступнями от кроны, потому что подхватывать его на руки здесь никто не собирается, во-первых, оттого, что Яо в этом не нуждается, а уж во-вторых, потому что его спутник чуть-чуть глупеет от мягкого прохладного прикосновения чужих волос. Но лишь на мгновение. А потом уже прихватывает его за руку, чтобы больше не терять в нефритовой дымке, кутает частым и ярким защитным барьером. Сияющей сферой иероглифов, готовой следовать за ними к самым ступеням некрополя.

- Ты видел?
Некрополь. Видел ли Яо то же, или Цзисюаню пригрезилось?

Им достаточно взбежать по широкой лестнице, чтобы чуткий камень в ее конце подался вниз, распахивая зев лаза, достаточно скользкого и достаточно крутого. Прокатившись по влажной норе, они кубарем попадали бы в каменный силок лабиринта, если бы левитация в конце пути не позволила обоим приземлиться достойно совершенствующихся. Печать, уже знакомая Яо по подземельям Башни Кои, зажгла тихий мерцающий огонь. Из каменного мешка устремились в темноту два пути…

Бежать  напрямик - наилучший вариант, когда пытаешься ускользнуть от агрессии хищного барьера. Иногда отступление наилучший выход. Но ловушка перед центральным входом - коварство, для Цзисюаня неожиданное. И теперь в каменной норе он раздраженно отряхивает полу ханьфу от налипшей пыли и паутины. И с интересом следит, как Яо убирает меч. Любопытно. Он читал и слышал о гибких полотнах, но никогда не видел, чтобы кто-то таким пользовался.

- Оба ведут к цели? Ведут к разным целям? Или не ведут никуда? Отчего бы им не замыкаться друг другом?
В ловушке не так уж душно. Очевидно, воздух просачивается откуда-то и это обнадеживает, но тяжелый запах земли и сырость оставляет тягостное ощущение могилы. Наследник Цзинь следит за тихой магией Яо, пытаясь, сообразить, как тот, вообще, заметил строки, высеченные не камне. Но осыпавшаяся пыль делает их очевидной и ему тоже. Он хмурится. Поэзия Цзисуаню предсказуемо близка. Предсказуемо, как любому, получившему изящное образование, и всякому, выросшему в легкомысленном и веселом городе, где “Книгу песен” знают даже девы из весенних домов, декламируют, перебирая струны, и готовы говорить с искушенным слушателем о тайных подтекстах автора.

- Похоже, шестой глава украсил волчью яму строками из “Канона стихов”, чтобы впечатлить чувствительных грабителей. Чувствительных и грамотных…
Что-что, а яму старший молодой господин Цзинь видит отлично. Неприступную на три роста вверх. Лаз, который привел их сюда, теперь совершенно незрим под скалистым потолком. Что-то неуловимо не нравится золотому наследнику, какая-то неуместность, но он не может понять, что именно не дает ему покоя.

- Быть осторожным, - он мысленно перебирает строки, переводя взгляд с одного темного провала на другой, - и усердным в трудах.
Стена гипнотизирует, манит подойти ближе. Дотронуться, смахнуть пыль и разобраться, против которого хода предки Не напоминают им быть осторожными, а к которому усердными. И отчего бы строителям некропля, вообще, верить, если они в ловушке? Но мысли плавятся и утекают неуловимо. Темные буквы льются перед глазами, стена убаюкивает, обещает ответы и внушает желанную бестревожность. Хочется подойти и стряхнуть пыль, погладить буквы, почувствовать подушечками пальцев щербинки резьбы, точно это что-то объяснит. В несколько шагов он пересекает зал и очарованно прикасается к стене. Пальцы вязнут, тонут в мякоти камня, убегающая ци, пожираемая пещерой, превращает происходящее в дрему. Или такова магия волчьей ямы? Яо остается за краем периферийного зрения, его гибкая, хрупкая фигура теряется за спиной ярким пятном. “Осенний сверчок” звучит в голове под тихий перебор циня, где-то в затылке, строчки плывут перед внутренним зрением…

Отредактировано Jin Zixuan (Среда, 22 декабря 21:38)

Утекающая ци отзывается в теле легкостью, неожиданной свободой. Перед Цзисюанем открывается ход. Как они не заметили его раньше! Ход не похож на те темные, зияющие дыры, которые смотрели на путников прежде размажжеными грязными ртами, торопясь пожрать и кинуть в утробу могильника. Нет, этот выложен полированным камнем и весь испещрен клановым узором. Рогатые звери Не провожают наследника Цзинь к павильону с саркофагами предков. Так ему кажется. С саркофагами предков Не. Гробы способные вместить человека, раскинуты по павильону согласно кругу у-син и подчиняются небесной гармонии сфер. Расположение звезд и зодиакальных зверей складывает тонкую мозаику смыслов, которую Цзысюань пытается, но не успевает понять. Но до этого павильона еще далеко, еще несколько десятков шагов. Однако он освящен с зеленцой и рассмотреть его можно очень четко. Пока взгляд первого молодого господина не  привлекает зверь Не на стенах коридора. Совсем рядом. Он обретает объем взбрыкивает, издавая глухой гортанный звук, который в равной мере мог бы принадлежать и быку, и тигру. А потом его встречают люди. Темные фигуры отделяются от стен, костлявые, оборванные, подвергшиеся разложению в столь разной степени, что можно предположить, как давно они погибли. В сумраке коридора лиц их не разглядеть. Силуэты лишь заслоняют зеленоватое мерцание комнаты саркофагов в дальнем конце коридора. Тянут к нему руки, сперва ласково, намереваясь принять его в объятия и увлечь туда, к саркофагам, куда он так желает попасть. Расступаются, провожают прикосновениями, пока коридор не изменяется сперва неуловимо, а после очевидно: узоры смазываются, камни вытягиваются, покойники норовят ухватить его за одежду, цепляются ломкими костями-пальцами, корнями деревьев… Пока глоток воздуха не вышибает дух как чашка байцзю. От него кружится голова, пятки упираются в каменный пол как-то неправильно, и весь потолок разом заваливается вместе со стенами, Яо и его добычей, чтобы выкинуть их на каменный пол. Во рту остается отчетливый привкус земли.

- Святые бодхисаттвы! - отчаянно моргая, наследник Цзинь все пытается отделить сон от яви и одновременно выбраться из Яо и трех слоев его шелка, чтобы рухнуть рядом ошарашенно, но с облегчением глядя во мрак землистого потолка и переводя дыхание.
- Это был последний раз, когда я позволил тебе читать мне стихи! Особенно про сверчков!

Что-то отчаянно и неприятно колет спину, вынуждая все же подняться и тоже теперь раздраженно тряхнуть волосами, но Яо успевает первым. Обломок ребра - причина вскочить и бешено отряхиваться, с ужасом оглядываясь на комья земли и человеческие останки, выброшенные стеной. Все виденное внутри… ему не показалось?

- Там… - желание ткнуть в стену снова упирается в новообретенное опасение, вообще, любых поверхностей в этом некрополе, и жест остается незавершенным. - Пока я там был… Что бы это ни было… Я видел там ход. Не этот каменный лаз, а коридор, достойный дворца, с искусной резьбой, зверями Не, клановыми узорами.. Он вел к комнате с саркофагами, способными вместить человека. И коридор этот был полон людей… Покойников, но мирных, опустошенных покойников, лишенных затаенной злобы и подвластных месту…  Лишенных, пока ты не попытался вытащить меня оттуда!

Это осознание заставляет оборачиваться, прерывая поток впечатлений.
- Это, возможно, лишь иллюзия, вызванная оборотнем, но… она была очень реальной, - продолжая говорить, он уже разглядывает Яо, а вовсе не затягивающийся зев стены. Точно видит его впервые.

- Ты... не жалеешь, что спас меня?
Яо, конечно, не жалеет. Если за время пребывания в Цишане он не обрел карту могильника Не и ключи к ее ловушкам, он не выберется отсюда один. Или выберется, но со спутником это куда как сподручнее. Однако смотреть в лицо спутника в момент, когда он решает, что ответить, все равно очень приятно.

Отредактировано Jin Zixuan (Четверг, 23 декабря 09:47)

- Я разве сказал, что нам нужно войти обратно в стену?
Яо намерен сердиться, лишь потому что не осознает, в какую благодатную почву бросает семена своего раздражения. Нет ничего милее язвительности, чтобы случайно удавить человека, желающего ерничать, предварительно прижав его к стене. А стены здесь, как уже выяснилось, утлые. А потому Цзисюань обходится лишь разъяренным взглядом, искры над костром вспыхивают в темноте под ресницами и под ресницами же прячутся мгновенно. Он обучен славно держать себя в руках, но недавнее потрясение не проходит даром. Ко всему прочему, стена зачерпнула хорошую долю его ци. Это осознание злит и пугает. Пугает и этим злит.

- Я лишь сказал, что “там” - где-то в глубине некрополя. Может быть, в конце лабиринта. Он так или иначе ведет туда, - повторил свой жест для убедительности и отмахнулся. - Ладно.

А после благодушно сменил гнев на милость, просветлев самой обаятельной улыбкой и, несомненно, хулигански подлизываясь к очень, как оказалось, важному человеку в своей судьбе. Это манера жонглировать эмоциями досталась ему не иначе как от отца.

- Так у Мэн Яо есть и для меня место в его личном некрополе? Я польщен! Обещай мне, что мой саркофаг будет самым нарядным, и я прощу тебе все твои выкрутасы!

Прежде, чем оставить Яо приводить себя в достойный вид и продолжить свой путь в темноту, подсвечивая коридор пустяковым, но все же затратным заклинанием, Цзисюань опускает ладонь на его плечо. Очень чутко ощущает под шелком теплеющий рельеф костей и связок.
- Спасибо, - стряхивает с его ханьфу земляную крошку и отворачивается.

Не хочется, чтобы спутник понял, насколько пострадал запас его сил. Это может лишить его храбрости. А отступать некуда, и любое сомнение губительно. Не сейчас. Стоять на месте  им тоже нельзя. Время идет. Кто знает, нет ли у главы Не таинственного артефакта, который способен сообщать о посетителях в некрополе? Каким-то образом клан должен следит за покоем этого места. Быть может, оно и построено так близко от города, что там постоянно находятся адепты, способные явиться сюда в кратчайший срок. Этими мыслями он тоже сейчас не желает пугать спутника.

- В них не было ни инь, ни ян и не было гнева. Гнев, который ты вызвал, - гнев оборотня. Полагаю, корни тех лиан, что мы встретили наверху, внизу опасны точно так же. И они питаются янци этих невольных гостей… А куда делась их инци…

Обернулся к Яо, пытаясь по его лицу прочесть все прежние их домыслы об этом загадочном и неблагом месте. Пожалуй, они уже увидели достаточно, чтобы Цзинь Гуаньшаню хватило аргументов в любом споре в Главой Не.

- Если наши предположения об отравляющей янской природе сабель Не верны, то инци жертв, добровольных или нет,  затрачена на то, чтобы уравновесить ян сабель и держать их в покое. Быть может, именно так работает этот могильник. Тогда это поистине гениальная система противовесов. Если эти саркофаги действительно существуют и действительно хранят сабли, принадлежащие именно клану Не.

Камешек, рванувшийся из-под ног вперед, падает в тишину. Цзисюань останавливается и отступает, свет его волей движется дальше, озаряя десяток чи. И тут эхо падения доносит до них глубину пропасти. У края закреплен узкий веревочный мост из полированных досок. Пройти по нему может лишь один человек за раз. А дальний конец моста теряется во мраке. Мрак полощется под ногами как густая смола, а над головой смыкается плотным сводом. Свет толкается дальше, прорезая эту тьму, точно нож мягкое масло. Все движется. И движется. Пока не потеряется искрой вдали, вынуждая добавить в энергии, прежде чем покажется дальний край пропасти, и станет очевидно, что мост цел и ведет к новому лазу.

- Этот скромный Цзинь щедро готов уступить право первопроходства своему достойному спутнику, - наследник театрально поклонился, не намереваясь ступать на этот мост, вообще. С некоторых пор ему отчего-то не нравится местная архитектура.

- Прежде я не бывал в брюхе обортня, - пока они идут по земляному коридору, эха почти нет, слишком мягкие здесь стены. И это немного непривычно. В пещерах, где резонирует скальная порода, ощущения совсем другие, чище. - Жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от новых впечатлений! Я не слишком-то верю в _простые_ ловушки. Ты хочешь оправдать Чифэн-цзуня?
Это звучало бы почти ревниво, если бы не было равномерно припудрено незаинтересованностью.

Иногда хорошо сервированные обвинения не нуждаются в доказательствах. Иногда - и часто: он довольно видел этого в золотом дворце Ланлиня и в полевом лагере - достаточно тени, чтобы очернить безупречную репутацию, достаточно громкого выкрика на общем собрании, чтобы понять общий ропот. Главное, чтобы голос звучал с подветренной стороны, но подальше от тебя. Потом никто не вспомнить, кто и кого поддержал. Иногда знания достаточно, чтобы устроить ловушку и остаться от нее в стороне. Цзисюань не пытается предсказать, как его отец поступит с полученной информацией. А может быть, он не получит ее вовсе. Не каждый сложный ход должен быть сделан, если может быть сделан простой.

- Порой воображение Яо приятно поражает меня своей жестокостью.
Прячет улыбку, и она остается лишь тенью в контуре губ. Это причина попридержать здешние открытия при себе. Как бы они не вызвали слишком жестокие последствия сейчас, когда оба ордена обескровлены. Клан Не может не справиться с ночной охотой, призвав союзников, он окажется в центре вопросов о происхождении зла в этом районе. Открытая агрессия вызывает встречные нападки. И тогда отцу припомнят библиотеку Вэней. Готовы ли они к новой войне?

- Будь господин Цзинь не знаком со страхом, он был бы уже весьма и безоговорочно мертв. Но ему так приятно слышать, как лестно Мэн Яо отзывается о его славе и храбрости. Не мог бы Мэн Яо продолжать?
Балаган, конечно, устроен из соображений показательного уважение к прозорливости Яо, умеющего не прикасаться к чужим стенам. Но комплименты способны компенсировать все на свете.

Темное в сумраке лезвие ложится на воздух и должно бы донести своего хозяина к дальнему краю пропасти, где спутник уже ждет его, но черная стая вспархивает и с визгливым клекотом накрывает мост, тьмой застилая тьму. Только теперь эта тьма живая, цепкая, хищно норовящая вцарапаться в лицо, одежду и впиться в волосы, оторвать с костей куски плоти.

- Яо! - теперь это рык. Рык бешенством тонет в гомоне кожистых крыльев. Спрыгнув на мост, наследник Цзинь вынужден кружиться с мечом с такой скоростью, что в какой-то момент зритель, если бы ему сейчас было дело, не заметил бы ничего кроме пятна темной бронзы. Пока неосторожный взмах лезвия не поддевает веревочный поручень. Тот трескается, и весь мост заваливается на бок, оставляя путнику лишь вспрыгнуть на оставшийся целым и бежать теперь очень быстро, невесомо отталкиваясь от узлов вертикальных опор.

- Проклятье! Я сейчас доберусь туда только для того, чтобы тебя задушить! Не могу это никому доверть!
Короткая вспышка печати отшвыривает мышей исключительно, чтобы Яо мог наблюдать, как спутник, балансирующий на тонком канате, невежливо тычет в него мечом. В следующий момент, полоснув по волне налетающих тварей, спрыгивает на твердую землю и ныряет под защитой новой печати в сторону опустевшего хода, увлекая за собой рукав Яо и все остальное его ханьфу вместе с владельцем.

Расчет Цзисюаня критически прост, как все наивно-недоверчивое: на этой стороне расщелины ход только один. И если мыши покидают свое убежище, то рано или поздно, они в нем… кончатся. Достаточно дождаться этого момента, чтобы освободить себе путь. Никакие чары, никакие монстры не бесконечны. Никакой источник энергии не может давать вечную вспышку инцы. Ко всему летучие гады выглядит живыми и материальными. Весьма материальными, когда цепляются тебе в волосы и рвут одежду. От них не веет инской прохладой. Это лишь омерзительные хищные твари. Возможно, искаженные специально для этого склепа или исказившиеся уже здесь.

И пусть жест Яо обескураживает его, терять равновесие на этом канате в шаге от надежной земли слишком поздно, остается лишь прихватить спутника с собой и ринуться в пещеру, пригибаясь и пробиваясь через темноту и жирный плеск кожистых крыльев, пока они не иссякнут над головой, как мутный поток, и тогда наложить на дверь знакомое защитное плетение, как пробку, не оставляя тварям шанса вернуться обратно. А отдышаться только после. Сразу после того, как ладонь обнимет горло Яо - импульсивно, на уровне рефлекса придавить того, кто подвергает тебя опасности, или чтобы выплеснуть лишний азарт испуга и поединка, - после того как бешеный гон крови в яремных ударит в пальцы, как горбинка кадыка холостым глотком толкнется в линии жизни, и жаркое сбивчивое дыхание спутается на губах, когда те неожиданно окажутся близко-близко. Потому что иначе в этом сумраке не разглядеть ничего в темных, распахнутых навстречу глазах.

- Мэн Яо очень внимательно изучал список красивейших молодых господ.
Слова получаются неожиданно медленными, спотыкаются о заходящиеся ребра, зато смотреть на Яо вот так - упоительно: душная греза стирает ощущение времени и пространства, предательски раскачивая каменистые здесь стены пещеры. По-над плечом Мэн Яо смотрит на Цзисюаня грозный зверь ордена Не, и его ноздри дышат паром.
-Был в мечтательном настроении?..

Пока Яо не обретет титул молодого господина Цзинь, в списке 100 он себя не найдет. Слишком много чести для каждого рядового адепта. Тем не менее, он хорош дивным изяществом тонких черт и способностью утекать из пальцев, точно шелковый пояс, так что его хочется схватить и удержать, крепче зажать в ладони. Эта весьма раздражающая в общении особенность в вопросах симпатий может оказаться волнительной. Хватка на глотке тает мгновенно: наследник Цзинь увлечен клановым зверем, прослеживает узоры до темной утробы тоннеля.

- Это тот самый ход. Тот, что я видел. Он ведет к кругу у-син и зодиакальным покровителям. И к саркофагам. Идем. 
И пока они идут, толкая перед собой круг света, теплое прикосновение ци согревает тыльную сторону ладони Яо, проникает между пальцами, по-щенячьи вылизывая царапину, без спроса и в разрешении не нуждаясь.

- А ты продолжаешь служить тайным замыслам главы Вэнь? - улыбка согревает губы. Возвращаясь к разговору, Цзисюань не поворачивает головы, поэтому Яо эту улыбку не видно или видно лишь половину. - Едва ли у Владыки бессмертного есть тайные замыслы. Его сыновья и внуки погибли. Его клан истреблен. Месть?

Голос остается ровным, даже славным, как и положено победителям.

- Какие еще тайные замыслы он может лелеять? Или ты?
Все это звучит легкомысленно, как при прогулке в солнечный день, но как еще должны задаваться самые сложные вопросы? Нет, Цзисюань как раз не исключает, что Яо получил эту душу по сговору. Но каков же обмен? Что эти люди обещали друг другу?

Отредактировано Jin Zixuan (Понедельник, 27 декабря 22:21)

С любыми происками история хороша ровно тем, что ты либо не знаешь о них и не может узнать, и тогда угодить в силок - оплошность, но не вина. Или ты о них догадываешься, подозрительные детали всплывают тут и там, как острые плавники над водой, и тогда у тебя есть выбор: ставить сеть или отворить плотину. Не нужно терзаться лишней подозрительностью, но и глаза следует держать открытыми. В конечном счете ты всегда больше обременен своими интересами, от которых не стоит отвлекаться.

А потому вопрос Цзисань вбрасывает в воздух между ними, не в Яо. Не рассчитывает на истину. Никто никогда не рассказал бы этой истины, если бы не желал получить за нее большую ценность. Тогда рассказчик обратится к нему сам. Пути и замыслы Владыки бессмертного неисповедимы, где они могли пересечься с интересами Яо? Где-то в области Не или в области Цзинь? Судя потому, что все еще живы, эта месть будет подана холодной. А если судить о тех возможностях, которые имел Глава Вэнь… нуждался ли он в помощи этого крошечного Яо? В какой? Пройти защитные барьеры орденов, оказаться внутри? И тогда в ход пойдет яд, талисманы, хитрая система противовесов? Иногда наследнику Башни Кои кажется, что у даоса и вовсе не было никаких амбиций: ни желания захватить власть, ни желания отомстить, никаких желаний… Что до желаний Яо… Каковы желания Яо? Если брать большее: пожелай Яо стать главой ордена Цзинь, великим заклинателем или напротив стереть орден с лица земли… едва ли ему нужна помощь Вэнь Жоханя, чтобы их воплотить. Достаточно библиотеки. А потому не стоит заниматься гаданием, за это платят только на ярмарках. А потому формула “на все воля Небес” спасает здоровый сон. Цзисюань не рассчитывает узнать у Яо правду, лишь поиграть в игру, коротая время и в каком-то смысле скрепляя сердце, когда цель путешествия так близка и лучше отвлечься на что-то существенное. Несущественное не убережет тебя от нарастающего испуга. Нарастающего ледком под шкурой. С обратной стороны. Так что колкие ледяные неровности до боли и слабости царапают мышцы. 

- Ни одного Вэня я не прячу в рукаве, - нет, он отлично понимает, к чему клонит Яо, а лучше бы не понимать и заблуждаться. Мало ли Вэней тот мог встретить в Цишане?  - Но если мы встретим хоть одного, мы вместе решим, что с ним делать. 
Доверительно склоняется к спутнику, заговорчески понижая голос:
- Молодой господин Цзинь может все что угодно. И он уверен, Яо тоже на многое способен.

Инская прохлада склепа морозит пальцы, воздух тонкий и прозрачный, как в горной пещере, только что лед не лежит на стенах. Дивной четкости клановые рисунки опоясывают погребальный павильон и опутывают тяжелые каменные саркофаги, раскинутые по четырем точкам круга у-син. Железо расположено у него в центре. Необычно, но можно понять, что саркофаги сохраняют некое равновесие 4 столпов, зачарованное сильной клановой магией. Скорее всего эта техника слишком сложна и охраняема, чтобы заклинатели извне могли ее повторить, а потому важно не нарушать ее порядка и внутренней закономерности.

- Нужно увидеть, что внутри.
Проверить и убедиться в своих догадках.

Сдув, а после отряхнув пыль с ближайшего саркофага, он хотел бы найти на крышке упоминания того, что в нем захоронено, имя, годы рождения и смерти, летопись побед и достижений, перечисление многих благодарных потомков, но нет. Только зачарованные обережные клановые узоры, точно каменный гроб крепко связан ими как лентами.

- Помоги мне?
Не хочется нарушать гармонию места лишними вспышками, но если призвать энергию аккуратно и поднять крышку вдвоем, после ее можно будет так же бережно водрузить на место.

Массивные изогнутый клинок покоится в креплениях из цельного нефрита, алого и прожилками напоминающего сырое мясо. Судя по тому как истерт и поцарапан камень, клинку лежится здесь очень беспокойно. Свет подрагивает и искрится на гравировках, щедро укращащих лезвие уже примелькавшимися клановыми рисунками, точно саблю пытались связать еще тогда, когда ею пользовались. Имя легендарного клинка основателя ордена Не высечено под тяжелым эфесом.

- Невероятно, - блаженное, мечтательное выражение застилает туманом взгляд Цзисюаня, когда он оглаживает широкое полотно тылом ладони. Так по щеке гладят любовниц. Костяшки цепляет вязь орнамента. Клинок нагревается, вздрагивает, гудит, и за спиной наследника Цзинь, за спиной Яо, по кругу, по всеми периметру павильона стены осыпаются мелкими камушками и земляной пылью, пропуская к свету чужой ци десятки искалеченных разложением мертвецов.

- Закроем! Надо закрыть!
Во всяком случае ничего лучше не приходит ему в голову, но поднимать массивную плиту уже поздно. Время выхватывать мечи, чтобы с поворота успеть расчистить у себя за спиной.

- Сколько их здесь? Мы успеем устать.
Это не праздная констатация. Его собственный запас сил, подточенный стеною, остается расходовать очень бережно, или придется прибегнуть к тому средству, которое он не хотел бы демонстрировать Яо. Надо придумать что-то кроме бесконечного боя.

Но закрывать саркофаг Яо не помогает, возможно, в этом есть своя логика, в то время как Цзисюанем руководит лишь инстинкт вернуть на место то, что вызвало катастрофу, как возвращают в шкаф украденную слабость, заслышав кухаркины шаги. Не всякий пост давался ему легко. Веер света рисует движение меча, под которым рассыпается в прах то, что давно должно было стать прахом задолго до этого дня, но беспросветная борьба с наступающими телами опустошает и утомляет слишком быстро. В надежде, что мыши вылетели и не вернутся в свое стойбище слишком рано, напуганные новым шумом и бурей энергий, наследник Цзинь оставляет вниманием плетение на входе в коридор. Оно гаснет постепенно, но неотвратимо. Метнувшись взглядом за Яо, не успевает сообразить, что он вынул из рукава и что делает со стеной, лишь отступает за ним шаг за шагом, оставляя в воздухе полыхающие восьмерки, плавно расчищающие необходимое спутнику пространство по правую и по левую руку, не успевая одновременно быть с обеих сторон, а потому прижимается к нему теснее, буквально спина к спине, но не буквально, опасаясь все же смахнуть его руку и испортить чары, чем бы там Яо ни занимался и где бы ни нахватался этого. Быть может, это клановые дисциплины ордена Не, примененные не по назначению. Или тайны Знойного дворца. Там, в Знойном, ему не нужно было чем-то учиться, только понимать, как это ощущается. Здесь он, скорее всего не сможет сделать никакой тонкой работы. Во время войны не мог, но там нападающих никогда не бывало так неисчислимо много. Неисчислимо годами и столетиями существования этой свальной могильной ямы. И там, где его силы иссякают, где бешеное вращение меча становится лишь скольжением стали по истлевшим, но не теряющим гнева телам, там, где они замедляются, осыпаются, но продолжают пребывать, расталкивая обрезанных до половины и истлевающих собратьев, где смрадное дыхание раззявленных ртов уже толкается ему в лицо и в затылок Яо, за их спинами, за их их гниющими плечами, над головами поднимается демоническое алое зарево ревущей гневом сабли основателя клана Не. Саблей этот широкий резной тесак можно назвать лишь из уважения к традиции. Двуручный меч с широким лезвием източен знаками так плотно, что его полотно кажется темным. Но сейчас они загораются ярким пурпуром бешеной янци. Как главы клана Не удерживают эту ярость, Цзисюаню пока не понятно и времени обдумать это нет. Сейчас все его внутреннее внимание сводится к контролю за крупицами своей энергии. Меч едва ли будет рад застать здесь гостей тем более гостей, практикующих темный путь для достижения своих целей.

- Смотри! - это не предлог взять Яо за руку. За руку он берет спутника без разрешения, чтобы потянуть то немногое, в чем нуждается, чтобы обернуть эту армия вспять, ухнуть назад и обрушить на саблю, всем темным и грязными весом разлагающихся тем. Ему не хватает тонкости, зато хватает силы через искру янцы управиться с ослабленной заклинанием ин. Словно исцеляя порез, он отдал эту силу на хранение Яо. Покойники пятятся, точно только сейчас завидели и ощутили присутствие жарко полыхающего клинка. И на спасительный миг – или несколько - она оказывается погребена под теменью оголодалых тел.

- Надо искать другой выход.
Поверить, что меч справится для них с роем хищных мышей еще более сложнее, чем шанс найти парадные двери в этом склепе, когда мертвецы схлынули к центру, освобождая беглецам проход вдоль стен, из которых еще торчат жадные хваткие руки.